– А почему магифрения не классифицируется как клиническая психопатология? Эти расстройства, вообще, не исключают вменяемости?

– Магифрения не имеет морфологических признаков в головном мозге и выражается только через идеи и мировоззрение, что не позволяет однозначно классифицировать ее как клиническую психопатологию. Вменяемости она не исключает. Она скорее несет остросоциальную проблематику. У нас миллионы таких пациентов, которые тормозят прогресс общества. Если наступила засуха и урожай гибнет, надо брать в руки лопаты и копать ирригационные каналы, а не танцевать с бубном. Когда человек болен, нужно лечить его, укреплять его здоровье, а не молиться богам и доверять гомеопатии.

– Значит, в период инкриминируемого деяния Хилер осознавала фактический характер и общественную опасность своих действий?

– Совершенно верно, и могла руководить ими.

– Доходчиво, спасибо. У обвинения нет вопросов.

– Защита, – судья посмотрела на Корчагину. – Ваши вопросы эксперту.

– Спасибо, ваша честь, – сказала Анна Сергеевна судье и обратилась к психиатру: – Константин Владимирович, скажите, пожалуйста, человек с таким синдромом представляет опасность для общества?

– Если вы спрашиваете про обвиняемую, то конечно же, ведь она человека убила.

– Нет, подождите, – возразила Корчагина. – У нас еще не доказано, убивала ли она кого-то или нет. Давайте будем исходить не из фабулы постановления, которое вам следователь направил вместе с делом на экспертизу, а из фактических данных. Я ведь правильно понимаю, в вашу задачу входило определить психическое состояние моей подзащитной как на день исследования, так и на момент вменяемого ей деяния?

– Да, это так, – согласился эксперт.

– Тогда ответьте еще раз на мой первый вопрос, не принимая во внимание, что ей вменяет следователь.

– Здесь все строго индивидуально. В этом случае – нет, опасности для общества не представляет. Но если уровень сверхценных идей у Хилер трансформируется в бредовый, то может и представлять опасность.

– Ну, это уже будет совсем другая история, – заключила Корчагина. – Спасибо, у защиты нет вопросов.

На этом допрос эксперта был завершен, он покинул зал заседания, и следом за ним в дверь вошел участковый, который привел с собой мужчину потрепанного вида. Архангельский сразу же узнал в нем одного из обитателей села, с которым ему довелось познакомиться в свой первый день прибытия в Марфино. Это свидетель Брагин. Накануне вечером Архангельский сфотографировал копию протокола его допроса и скинул фото участковому Кадралиеву, попросив показать Брагину, чтобы освежить в памяти его показания во избежание возможных эксцессов в суде. Не самый честный прием в прокурорской практике, но зачастую это существенно укрепляет процесс представления доказательств стороной обвинения. Кадралиев уверил, что исполнит просьбу, поэтому сюрпризов не должно было быть.

Брагин был очень высокого роста, но сильно сутулился и шаткой походкой поплелся между рядов к центру зала после того, как участковый придал ему ускорения, слегка толкнув в спину. По инерции с каждым новым шагом набирая скорость, Брагин в один момент чуть было не упал на сидевших рядом слушателей. В зале раздался громкий гул негодования, смешанный с короткими смешками.

– Головной убор снимите! Вы где находитесь? – возмутилась судья, подняв голову на прибывшего.

– Извиняюсь, ваше высокопревосходительство, – виновато улыбнулся Брагин и стянул с головы грязную шапку. На нем по-прежнему были тот же рваный тулуп и старые поношенные ботинки. Кожа на его лице была сморщенной и обветренной. На его подбородке торчала белая, как высохшая трава, щетина.

– Как вы себя чувствуете? – серьезно спросила судья, глядя на него из-под очков.

– Благодарю, ваше высочество, прекрасно себя чувствую. – Брагин вцепился обеими руками в трибуну и на полтона ниже добавил: – Правда, это, поясницу вот дергает уже неделю…

«Адвокатша сожрет его своими вопросиками о коньячках…» – обескураженно подумал Максим, почесывая рукою лоб и искоса глядя на доставленного, от которого исходили скверные запахи.

– Участковый, скажите, пожалуйста, – крикнула судья стоявшему в дальнем конце зала сотруднику, – свидетель в алкогольном опьянении?

– Никак нет, ваша честь! – отрапортовал участковый. – Третьи сутки у меня в опорке сидит. Уже и старых дрожжей не должно было остаться.

Установив личность явившегося, судья предупредила его об ответственности за дачу ложных показаний.

– Буду говорить только правду. Клянусь, ваше преосвященство! – изрек в ответ Брагин, торжественно подняв ладонь, а вторую руку положив на грудь. В зале снова раздался смех, и Максиму показалось, что взглядом он поймал косую усмешку даже на лице Агаты Никаноровны.

– Тишина в зале! – громко крикнула судья, после чего она обратилась к свидетелю: – Брагин, немедленно прекратите паясничать, вы прибыли в суд, перестаньте строить из себя шута! К судье следует обращаться – «ваша честь»!

Но на лице Брагина не было и тени улыбки, он не шутил и старался быть серьезным, насколько ему позволяло его состояние:

– И не собирался паясничать, ваше благород…

– Прокурор, приступайте к допросу! – прервала его судья.

– Павел Игоревич, – начал Максим, – расскажите суду все, что вам известно по существу дела.

– Да а че мне известно, – почесал Брагин густую шевелюру затылка, – особо-то и неизвестно ниче.

Архангельский глубоко вздохнул и озадаченно посмотрел на свидетеля.

– Вас следователь допрашивал? – с укоризной спросил он.

– Ну, было дело.

– Помните, что говорили ему?

– Припоминаю, – мешкаясь ответил Брагин.

– Припомните вслух, пожалуйста.

Еще раз почесав затылок, свидетель, видимо, собрался с мыслями и начал говорить:

– Ну это, шел я с Ватажки домой под утро. Заря только занималась. Но я село как свои пять пальцев знаю, дорогу искать не надо. Подхожу, значит, к мосту. А там два фонаря рядом стоят: на одном берегу реки и на той стороне моста один. Слышу, вода плещется, возня какая-то на берегу. Свет от фонаря как раз падал на берег у моста и на воду. Смотрю, стоит баба вроде как. По колено в реке задом ко мне стоит и будто полощет в воде что-то. Думаю, белье стирает, что ль. Я, значит, поближе. За дерево встал и приглядываюсь стою. И тут у меня глаза на лоб полезли: там человек у нее барахтается в воде.

Публика зала, перешептываясь, синхронно повернулась к окнам. Небо стремительно затягивалось тяжелыми тучами.

– Потише-потише, – остановила судья поднимавшееся волнение. – Продолжайте, свидетель.

– Ну, человек тот вроде как руками машет, а баба его голову туда ать, значит, под воду! Ага, под воду обратно рукой так. И хохочет стоит. Ну а, это, там мужик был. Он голову высунет из-под воды, че-то бурчит, кричать пытается, а она опять ать его под воду! И опять хохочет. Заливисто так, будто развлекается. А я точно онемел. Мне страшно до чертиков. Особенно от смеха этого ледяного. Пошевелиться не могу, стою, глаза выпучил, хочу крикнуть, рот раскрываю, а голоса нет, и все тут. Вот, смотрите, ваша светлость, волосы аж дыбом встали, как вспоминаю, – с этими словами Брагин засучил рукав тулупа и протянул в сторону судьи обнаженную руку.