Архангельский быстро записывал на бумагу показания и, закончив, спросил:

– А когда это было, можете точнее сказать?

Брагин нахмурил брови и несколько секунд смотрел в пол.

– Так это, Ивáнов день был! Седьмое июля же.

– А время?

– Вот время не скажу, не знаю. Но после четырех уже.

– Хорошо. Вы сказали, что женщина стояла по колено в воде. Во что она была одета, вы видели?

– Ну, да, видел. В рубашке ночной. Длинной. Белой вроде как. Ну светлой точно.

– Рубашка по длине ниже колена? Получается, в воде был низ рубашки?

– Да-да, в воде рубашка была снизу.

– На каком расстоянии от вас это происходило?

– Да не знаю. Ну, метров десять, не больше. Метров семь-восемь до берега было, и они метрах в двух-трех от берега в реке барахтались.

– И вы отчетливо все видели?

– Да вот как вас щас вижу, так же и их видел.

– А кто это были? Может, удалось вам рассмотреть и вы узнали?

Брагин на время замолчал. По нему было видно, что он начал нервничать. Своей шапкой он вытер пот со лба и продолжил:

– Ну, нет, не узнал. Она же задом ко мне стояла…

– Что дальше было?

– Дальше? – Его нижняя челюсть задрожала. – Этот притих под водой, барахтаться перестал. Она, значит, разворачивается и тянет его за руку к берегу. Да так легко, с такой силой, будто и не баба вовсе. Подтянула его к берегу и бросила. Ну а он и лежит.

– А когда она развернулась, лицо ее не рассмотрели?

– Да не рассмотрел, – Брагин виновато опустил голову. – У нее волосы длинные были очень. До пояса почти. Они лицо закрывали.

Максим посмотрел на подсудимую, которая сидела с платком на голове и грозно исподлобья наблюдала за Брагиным. Тот же за все время ни разу не обратил на нее взор и, даже наоборот, всячески старался не смотреть в ее сторону.

– А телосложение ее можете описать?

– Высокая очень была. И худощавая, – тихо проговорил свидетель.

– Павел Игоревич, – сказал Архангельский, пристально глядя на Брагина, – посмотрите на подсудимую. Не ее ли вы видели в ту ночь?

Брагин не шевелился и с глуповатой улыбкой молча смотрел на прокурора, словно умоляя не просить его об этом. В зале воцарилась гробовая тишина. У стекла одного из окон зажужжала муха.

– Павел Игоревич? – нарушил тишину Архангельский, не спуская глаз со свидетеля. – Я напоминаю вам об уголовной ответственности за отказ от дачи показаний и за дачу заведомо ложных показаний.

За окном в затягивающееся свинцовыми тучами небо вспорхнула с земли стая ворон, которые, звучно хлопая крыльями, стали кружить над пустырем.

Брагин хотел сглотнуть слюну, пытаясь протолкнуть ком в пересохшем горле, но не смог. Переминаясь с ноги на ногу, он медленно повернулся к столу, за которым сидели Хилер с Корчагиной. Взглянув на подсудимую, он мигом отвернулся обратно к прокурору:

– Не знаю, господин начальник, не помню. Хоть убей, не вспомню.

– Хорошо, – с досадой выдохнул Максим. – Что было потом?

– Потом? А вот потом было совсем странное дело. Она, значит, над мужичком стоит и что-то бормочет. Что – уж я не слышал. Ну и утопленник встал… Вот взял и встал на ноги. Уж не знаю теперь, утопленник он был или они просто купались там. Но тогда я, честно, так перетрусил, что в обморок там за деревом и свалился. Земля из-под ног ушла от этой картины. Хотя у нас тут в селе чего только не насмотришься.

После этих слов Брагин трижды перекрестился.

– А как выглядел мужчина? – спросил Максим.

– Мужик здоровый был. Упитанный такой. За центнер-то небось точно весил. А физиономии его я тогда не видел.

Когда Архангельский закончил свои вопросы, слово было предоставлено защите.

– Павел Игоревич, скажите, – начала Корчагина, – а что вы ночью делали на Ватажке?

– В гостях был у товарища. Он пенсию получил.

– Таак, хорошо, – Анна Сергеевна записала что-то на бумаге. – Напитки, наверное, распивали с товарищем спиртосодержащие? Ивáнов день как-никак – такой праздник хороший.

– Не без этого, – ответил Брагин, пожав плечами. – Литрушку самогона за вечер скушали.

– Ну! Разве ж кто спорит. Святое дело, – не унималась Корчагина в задорном упоении ехидничеством. – А вечер ваш с какого времени тогда начался?

– С какого, с какого, – снова пожал плечами Брагин. – Часов с пяти вечера сидели, не раньше.

– Ого, это ж почти одиннадцать часов трапезничали! Скажите-ка, Пал Игорич, положа руку на сердце, нормально хватает литрушки-то на одиннадцать часов?

Брагин замялся и заерзал на месте.

– Да пили и пили, – подбодрила его Корчагина, – никто же вас не осуждает за это.

– Наверно, две… литрушки, – сдался Брагин.

– Ага, все-таки две литрушки, – повторила она, не скрывая нравственного удовлетворения. – Наверное, и закуска хорошая на столе была?

– Да че там, – махнул рукой Брагин. – Палка колбасы была да булка хлеба. На три литра маловато.

– Мда. Не густо. Особенно если на три. А до этого выпивали? За день.

– Не припомню, товарищ облакат.

– Запои бывают у вас?

– Да не сказал бы…

– Вы уверены, что отчетливо видели происходящее на берегу? Может, это белочка была, а не эти купания, о которых вы рассказали нам сейчас?

– Ну, нет, какая белочка. Говорю, что сам видел.

– Я почему спрашиваю-то. Вы сказали, что у вас в селе чего только не насмотришься. Это вы что имели в виду?

– А чертовщина разная тут делается. То летают тут колдуньи, то в хатах шабаши устраивают. Всякое бывает.

Максим вспомнил, как в день знакомства с Брагиным тот рассказал ему, что видел, как Хилер парила над забором его родственников. Совсем не хотелось бы, чтобы адвокат задавала сейчас уточняющие вопросы об этом. Это окончательно дискредитировало бы свидетеля и поставило под сомнение все его показания.

Но заведенной Корчагиной, очевидно, хватило уже и этого.

– Ваша честь, – обратилась она к судье, поднявшись с места, – у защиты ходатайство. Я прошу представить суду на обозрение характеристику с бывшего места работы свидетеля Брагина, подписанную руководителем рыболовецкой артели «Челюскинец».

Тут Архангельский уже не выдержал и, несмотря на то что не придумал, как возразить, тоже вскочил с места:

– Возражаю! В предмет доказывания по уголовному делу входят обстоятельства, характеризующие личность только обвиняемого, но никак не свидетеля.