– Ваша честь, – спокойно продолжила Корчагина, не обращая внимания на прокурора, – в предмет доказывания входят все факты и обстоятельства, установление которых необходимо для правильного разрешения дела. У защиты возникают сомнения в адекватности показаний свидетеля, который говорит об обстоятельствах, имеющих существенное значение для дела. Закон позволяет приобщать к делу любые документы, имеющие отношение к разбирательству. Препятствие защите в сборе характеризующего материала на свидетеля ограничило бы подсудимую в праве на защиту и уж никак не способствовало бы всестороннему, объективному рассмотрению уголовного дела.

К удивлению Архангельского судья отказала защитнику в удовлетворении ходатайства, сославшись на то, что характеристика личности свидетеля все же не относится к делу. Максим понял, что судья переживает за показания Брагина не меньше, чем он.

– Хорошо, ваша честь, – смирилась Корчагина, – тогда разрешите вопрос к свидетелю?

– Пожалуйста, – Раиса Рахадимовна указала рукой на Брагина.

– Пал Игорич, за что же вас уволили из рыбартели?

– За пьянку, – едва слышно пробубнил Брагин, обреченно опустив голову.

– Понятно. За-пьян-ку, – торжествующе повторила Корчагина так, чтобы ее услышал весь зал. – Спасибо, у защиты больше нет вопросов.

По настоянию Архангельского сразу после допроса свидетеля был исследован протокол выемки у Хилер одежды, в которой она находилась в момент задержания на месте происшествия. Из текста протокола следовало, что изъятая у нее ночная рубашка была влажной в нижней области, примерно до уровня колен. Это доказательство сыграло ощутимую роль на чаше весов правосудия против обвиняемой, о чем Архангельский посчитал нужным упомянуть публично:

– Прошу обратить внимание суда на данное обстоятельство. Смерть потерпевшего от утопления, мокрая до колен рубашка подсудимой и показания Брагина о том, что женщина топила мужчину, стоя в ночной рубашке по колено в воде, позволяют утверждать – он видел, как Хилер утопила Вяземского.

В этот же момент Хилер резко поднялась со стула и, сильно ударив ладонью по столу, громко пробасила загробным голосом:

– Врррёшь! – ее лицо скривилось в свирепой гримасе ненависти, а налитые кровью глаза, уставившиеся на Максима, едва не лопались от кипящей злости. – Черта лысого он видел, дурак пьяный!

Едва не потерявшая сознание Корчагина вскочила и попыталась усадить подзащитную на место, успокаивая ее и аккуратно придерживая за руку. Судебный пристав подпрыгнул с места в попытке броситься к столу защиты, но замер на месте и не смог двигаться. По залу прокатилась волна испуганных вскриков. Одновременно за окном раздался оглушительный раскат грома и ярко засверкали молнии. На село обрушился сильнейший ливень, громко барабаня по козырькам окон. Кружившие над землей под темными мрачными тучами вороны в истошных криках врезались друг в друга, сбиваемые налетевшим шквалистым ветром. Под его порывом распахнулось одно из окон в зале – створки с грохотом ударились о стены, звеня стеклами. На сквозняке со столов разлетелись бумаги, в зале отключился свет. Следующим порывом ветра с улицы в окно занесло ворону, которая, крича и врезаясь в стены, начала летать под потолком по всему помещению. В зале началась паника.

Слушатели пронзительно кричали от страха и, толкаясь, щемились к выходу. Судья, тяжело дыша, схватилась за сердце. Секретарь, закрыв глаза, визжала изо всех сил. Пристав с сотрудниками УФСИН бегали по залу, снося стулья, в попытках поймать беспорядочно мечущуюся ворону. Максим слез со стула на пол и в растерянности начал собирать разлетевшиеся документы. Бросив взгляд в сторону стола защиты, он увидел Корчагину, испуганно съежившуюся на своем месте и прикрывающую голову руками. Сверкнул разряд молнии, и в ее свете Максим увидел Хилер, неподвижно сидевшую за столом рядом с Корчагиной. Из-под нахмуренных бровей она, не моргая, смотрела прямо ему в глаза и что-то бормотала. С улицы раздался очередной удар грома.

В зале загорелся свет, пристав поймал душераздирающе вопившую ворону, которая отчаянно пыталась вырваться из его рук. Поднеся птицу к окну, он выпустил ее на улицу. Оставшаяся часть публики, собрав вещи, спешно выбиралась из зала в коридор здания. Максим повернул голову на Хилер – она по-прежнему смотрела на него и тихо смеялась. Ее внучка подбежала к ней и что-то спешно говорила ей. Корчагина сидела на своем месте с выпученными глазами и, глубоко дыша, растерянно смотрела прямо перед собой.

Пристав с секретарем подбежали к судье и стали обмахивать ее платками, пытаясь привести в чувства. Придя в себя, Раиса Рахадимовна провозгласила, что в судебном заседании объявляется перерыв до завтра.

Когда все немного успокоились, Максим собрал с пола разлетевшиеся бумаги. Пристав закончил разговаривать с кем-то по телефону и сказал, что паром вышел из строя. В зале на тот момент был также глава сельсовета, который пришел наладить порядок. Он добавил, что другим путем, кроме паромной переправы, выбраться из села было невозможно. Корчагина начала возмущаться и попыталась кому-то дозвониться по сотовому.

– Раиса Рахадимовна, – сказал глава сельсовета, – я предлагаю вам с секретарем остаться у меня до утра. Остальных мы сейчас тоже придумаем, где разместить. Вернуться домой сегодня в такую непогоду, боюсь, у вас не получится.

После недолгих размышлений было решено остаться в селе на ночлег. Сотрудники службы исполнения наказания доставили домой подсудимую, после чего отправились спать домой к участковому, а Архангельскому и Корчагиной предложили переночевать у местного жителя, Сансызбая Ризековича, который периодически сдавал пустующие комнаты в своем большом доме. Анна Сергеевна, немного помявшись, смирилась с затеей, осознавая безвыходность ситуации. Дождь на улице, судя по всему, прекращаться не собирался.

– Ребят, а что, вообще, с погодой по прогнозу, кто-нибудь выяснял? – спросила она, когда все собрались выходить на улицу.

– Я не знаю, что за дела, – ответил судебный пристав, – но на той стороне реки вообще ни намека на осадки. Я звонил своим в район: там сухо, как и в городе. В ближайших селах, на север и вниз по реке, тоже тишина. Шторм только в Марфине и на Ватажке.

– Прекрасно просто, – сказала Корчагина, покачав головой.

– Вам вещи если надо какие из машин забирать – бегите сейчас. А я «уазик» подгоню пока – на своих вы не проедете, у нас дорог нет, а там уже размыло солидно. – С этими словами пристав открыл входную дверь и скрылся в холодных мокрых сумерках. Архангельский побежал следом за ним, чтобы взять из машины свои вещи, а Корчагина осталась наблюдать за ними у окна в коридоре.

Запрыгнув в свою машину, Максим достал с заднего сиденья сумку, в которой у него лежал теплый свитер и другая гражданская одежда на смену служебной форме. Открыв бардачок, он вытащил из него полную бутылку виски Jack Daniels, которую покрутил в руке и бросил в сумку.

Закрыв машину, он бегом вернулся обратно в администрацию. Корчагина ждала на том же месте.

– Максим Андреевич, – сказала она, внимательно вглядываясь в окно, – что-то пристав долго в своем «уазике» ковыряется. Кажется, не заводится.