Моей профессии я-то нужен меньше всех — ещеодин молодой, голодный стервятник, рыскающий по улицам, готовый питаться любойпадалью от судопроизводства, стремящийся найти хоть какое-то место, чтобыполучить возможность выжимать несколько баксов из потерпевших крушение.

— Вы, наверное, удивляетесь, зачем я здесь? —говорю я, отпивая маленькими глотками кофе.

— Я рада, что вы приехали.

— Да, конечно, так замечательно снова с вамиувидеться. Но мне хотелось бы поговорить о вашем завещании. Я даже плохо спалпрошлой ночью, так беспокоился о вашем состоянии.

Глаза ее увлажняются. Она тронута.

— Особенно меня тревожат некоторые моменты, —объясняю я, стараясь выглядеть максимально сосредоточенным. Я достаю из карманаручку и держу ее так, словно сию минуту готов приступить к действиям. —Во-первых, и, пожалуйста, простите меня, что я об этом говорю, но менядействительно очень беспокоит, когда вы или любой другой клиент предпринимаеттакие суровые меры против своей собственной семьи. Мне кажется, вы должны этообсудить спокойно и не торопясь.

Она поджимает губы, но молчит.

— Во-вторых, и опять простите меня,пожалуйста, но я не могу считать себя достойным уважения адвокатом, если нескажу об этом: мне очень сложно составить завещание или другой документ, покоторому основное состояние переходило бы в собственность человека,подвизающегося на телевидении.

— Он Божий человек, — произносит она свыражением, немедленно бросаясь на защиту чести достопочтенного КеннетаЧэндлера.

— Я знаю. И это прекрасно. Однако зачем жеоставлять ему все состояние, мисс Берди? Почему не двадцать пять процентов?Понимаете ли, это было бы разумно и достаточно.

— У него всяких нужд выше головы. И потом егореактивный самолет уже староват. Он мне все-все рассказал.

— О`кей. Но Господь Бог не ожидает от васполного финансирования проповеднических потребностей мистера Чэндлера.

— То, что Господь внушает мне, мое личноедело. Благодарю за внимание.

— Ну конечно же, личное. Я хочу тольконапомнить, и, уверен, вы об этом знаете, что большинство из этихпарней-проповедников — совершают тяжкие грехи, мисс Берди. Их часто ловят вобществе других женщин, а не собственных жен.

Их уличают в том, что они тратят миллионы насвою роскошную жизнь: дорогие дома, автомобили, курорты, модную одежду.Большинство из них просто мошенники.

— Он не мошенник.

— Но я и не говорю, что он им был.

— Что вы хотите сказать?

— Ничего, — отвечаю я и делаю долгий глоток.Она не сердится, пока по крайней мере. — Я присутствую здесь как ваш юрист,мисс Берди, вот и все. Вы просили меня подготовить для вас завещание, и мойдолг позаботиться обо всех пунктах документа. Я серьезно и ответственноотношусь к своим обязанностям.

Сетка морщин вокруг ее рта разглаживается, ивзгляд смягчается.

— Как любезно с вашей стороны, — роняет она.

Я полагаю, что многие из старых богачей вродемисс Берди, особенно пострадавшие во время Великой депрессии и сами сделавшиесвои состояния, должны бы особенно яростно охранять свое богатство с помощьюбухгалтеров, юристов и хмурых, недружелюбных банкиров. Но это не относится кмисс Берди. Она наивна и доверчива, как бедная вдова, единственным источникомсуществования которой является пенсия.

— Ему нужны деньги. — Она отпивает кофе идовольно подозрительно оглядывает меня.

— Мы можем поговорить о деньгах?

— И почему это вы, юристы, всегда так хотитеговорить о деньгах?

— По очень веской причине, мисс Берди. Если выне будете осторожны, государство отхватит себе большой кусок вашего состояния.Сейчас кое-что можно сделать, чтобы избежать многих издержек и осуществитьосторожное управление состоянием.

Она подавлена и напугана.

— Да, всегда можно найти возможность ограбить,забивая голову разными словами.

— Поэтому я и приехал, мисс Берди.

— Наверное, вы хотите, чтобы я упомянула взавещании и вас? — говорит она, все еще подавленная, под впечатлением суровостизаконов.

— Конечно, нет. — Я пытаюсь показать, чтошокирован одним только предположением. Но в то же время стараюсь скрытьудивление при мысли, что она таки меня подловила.

— Адвокаты всегда старались, чтобы я ихупомянула.

— Мне жаль, мисс Берди, но юристовкриминального типа немало.

— То же самое говорит и преподобный Чэндлер.

— Я уверен, что он так говорит. Послушайте, яне хочу входить сейчас во все подробности, но вы можете сказать, куда вложеныденьги — в недвижимость, акции, облигации, наличность или в какие-то другиеинвестиции? Чтобы контролировать ведение дел, очень важно знать, во что вложеныденьги.

— Они все в одном месте.

— О`кей. Где?

— В Атланте.

— Атланте?

— Да, но это долгая история, Руди.

— Почему бы вам не рассказать ее мне?

В отличие от нашего совещания в «Кипарисовыхсадах» накануне сейчас время мисс Берди не поджимает. У нее нет в данный моментникаких обязанностей. Боско поблизости нет.

Не надо наблюдать, как убирают после ленча, ненадо выступать третейским судьей на играх. Так что она медленно вертит чашку скофе в руках и раздумывает над моим предложением, пристально глядя на стол.

— Никто об этом ничего не знает, — говорит онаочень тихо, клацнув раза два зубными протезами. — По крайней мере в Мемфисеникто.

— Но почему же? — спрашиваю я, все-такичуть-чуть волнуясь.

— Мои дети об этом не знают.

— О деньгах? — уточняю я недоверчиво.

— О, кое-что им известно, конечно. Томас усерднотрудился, и у нас были большие сбережения. Когда одиннадцать лет назад он умер,то оставил мне почти сто тысяч долларов. Мои сыновья, а особенно их жены,уверены, что теперь сбережения увеличились в пять раз. Но они ничего не знаютоб Атланте. Хотите еще кофе? — Она уже на ногах.

— Конечно.