какая-то властная тварь мутит воду. Но кто это может быть — для меня по сути неразрешимая загадка, если только не раскрою её случайно. Все эти имена именитых родов и их вассалов, по факту — белый шум на фоне! Я даже их толком запомнить не могу, не то что разобраться кто из них враг, кто друг, а кто так, с четвертинки на половинку. Так что, кто угодно мог отправить эту ведьму в мои леса, изводить людей. И зная меня, наверняка рассчитывали что я ломанусь… Зная… меня!?»

— Уходим назад! — подорвался я с места под удивлённые взоры спутников.

Хорст едва ли у виска пальцем не крутил, не понимая такую переменчивость моих решений.

Тарталан чуть пошатываясь встал, опираясь на свой огромный меч:

— Что не так? Я смогу…

— Дело не в тебе, Тарик. А во мне!

Вдруг, насторожившись, рах повёл своими длинными ушами и пристально посмотрел в глубину леса. Это заметили мы все, и вмиг обернулись в ту же сторону, похватавшись за оружие. В чаще леса, в нашу сторону, по нарастающей катилась волна непонятного шума.

— Разнак? — шепотом проговорил я глядя на сосредоточившегося раха.

Но он словно не видел ничего и никого, полностью сконцентрировавшись на том, что приближалось к нам. Рах дрожал. Кончики его покоцанных ушей мелко вибрировали в такт мандражирующему телу, выдавая в нём лютый страх.

«Да что же там такое, б#я!?»

На выжженную полянку вышел массивный серый волк. Его прижатые к голове уши, оскалившаяся пасть и вздыбившаяся шерсть на холке, многозначительно намекнули нам на дальнейшие расклады.

«Всего-то… Один волк!? Да мы зимой…»

Из кустов рядом с ним появилась ещё одна волчья морда и утробно зарычав, с таким же настроением уставилась на нас.

«Ну ладно, два…»

А потом вышли ещё. И ещё, и ещё! Серые с проседью холки тесно двигались между деревьев в невысоком подлеске. Не было ни скулижа, ни тявканья, ни рычания или пробирающего до мурашек волчьего воя. Ничего! Огромная стая уже не белых, а серых волков двигалась через лесную чащу не скрываясь.

«Род Всемогущий… Да их тут под сотню!»

— Разнак, — нервно облизав пересохшие губы, хрипло обратился я к раху. — Сделать можешь что-то?

Рах, дрожжа как осиновый лист на ветру, повернулся ко мне и я увидел на его лице отчаяние и ужас:

— Владетель… Сила…

А в следующий миг он разлетелся кровавыми ошмётками!

— Неет!!! — вырвалось у меня, и я машинально дёрнулся к нему, но от раха осталось лишь рваное тряпьё да кусок ступни на обгоревшей земле.

Позади послышался рык, и обернувшись я увидел Тарталана. Эквилианец словно на секунду впадал в безумие, но заметно старался совладать с собой всеми силами. Когда его тело сотрясала агония, то в эту секунду в глазах Тарика вспыхивало красное пламя.

— В нём пробуждается берсерк! — воскликнул встревоженно Хорст и словно забывая о волках, прикрылся щитом от Тарталана.

— Арнг'аку! — раздался скрипучий, едва ли узнаваемый женский голос, и здоровенный эквилианец рухнул как подкошенный.

Мы с Хорстом синхронно обернулись, занимая позиции над варваром и прикрывшись щитами.

— Покажись, ведьма! — закричал я, принимая стойку скорпиона и нацелив острие клинка в ту сторону, откуда прилетело заклинание (а в том, что это было оно самое — я не сомневался!).

Среди стволов сумрачного леса, неспешно передвигаясь в подлеске, замелькало нечто массивное, явно превосходящее самого крупного волка которого мне доводилось видеть.

— Крон Великий!

— Род Всемогущий!

Выдохнули мы одновременно с алагатом, едва ведьма явила свой лик…

На огромном звергане, закинув одну ногу в седло и свесив вторую, восседало нечто настолько старое и мрачное, что я сперва даже не понял кто это вообще. Только когда существо подъехало ближе, я всё-таки убедился, что это женщина. В чёрных её прядях казалось давно не мытых волос, ярким мазком бросались в глаза вплетённые в них несколько ярко-фиалковых пятилистных цветков, резко контрастирующих своим чистым цветом с её ужасающей внешностью. Часть из них были перетянуты металлическими колечками, с вставленными в них птичьими перьями и подвешенными к ним же мелкими костяшками. Её непонятного фасона платье с широким декольте выставляло на показ ребристую грудную клетку, по которой, при каждом её движении, билось и позвякивало ожерелье из мелких черепков и колечек. Правая её рука была простой, человеческой. А вот левая же бросалась в глаза своим отвратительным видом: кожа на ней выглядела словно поражённая проказой, а уродливые, скрюченные пальцы с внушительными когтями сжимали древко тотема. Впрочем, всё это меркло по сравнению с её лицом! Свисающие через лоб скрученные в косички космы, не могли скрыть её мертвецки бледного, с едва различимыми полосками губ, лица. Потрескавшаяся, покрытая буграми рубцов кожа, словно она страдала проказой, туго обтягивала череп, из-за чего лицевые кости сильно выпирали на вид. Довершал этот ужас во плоти, пробирающий до дрожи в коленках немигающий взгляд мутно-белых глаз, с плохо выраженными зрачками.

Ведьма слегка развела руки в стороны и я невольно бросил взгляд на её качнувшуюся, неожиданно полную грудь. Там, под более чем скромной одеждой в эту осеннюю пору, видны были её крупные соски, что оставляли мокрые пятна снаружи её невзрачного наряда. Мы с Хорстом боялись шевельнуться, шокированные её внешним видом. Не спуская с нас глаз, она едва шевельнула уродливой рукой, качнув в ней тотемом. Из гущи стаи к ней протиснулся молодой, черный как уголь волк с янтарными глазами. Ведьма оттянула край платья, оголяя полную, тяжёлую грудь с торчащим соском, из которого сочилось молоко. Волк облизнулся, и привстал на задних лапах. Старуха опустила здоровую руку и схватила волка за холку, после чего без труда приподняла зверюгу до уровня груди. Потом качнула тотемом, и волк рыча припал к соску, начав едва ли не взахлёб насыщаться молоком.

Всё это время мы стояли как парализованные, продолжая созерцать столь невероятное, без сомнения магическое, но мерзкое и отварное по сути своей действо. А ведьма продолжала удерживать волка, уткнув его мордой себе в грудь, пока тот насыщался. При этом она ни на мгновение не спускала с нас своего гипнотического, пробирающего до мурашек, взгляда.

Кормёжка продолжалась до того момента, пока волк вдруг не начал захлёбываться. Он конвульсивно дёрнулся, а её молоко хлынуло у него из носа и пасти. Спустя секунду, он попытался вырываться, упираясь лапами в бок звергана. Но ведьма держала его крепко, и словно не замечала его начавшейся агонии. Наконец ведьма сочла, что с него достаточно, и рывком оторвав волка от груди, бросила его на землю. Старуха спрятала грудь, и едва шевельнув губами снова качнула тотемом. Молодой явно пережрал, и у него начались рвотные позывы. Матёрые самцы обступили его со всех сторон и грозно зарычали.

«Что-то мне подсказывает, что если молодой срыгнёт, то его разорвут в клочья.»

Чёрный стал крутиться вьюном, скаля зубы на своих. Его выгибало и ломало, он зажимал морду лапами уткнувшись в дёрн, но сдерживался. Под конец, волк в ярости накинулся на ближайший ствол дерева и принялся рвать из него куски коры и древесины. Вдруг, истекая белёсой слюной и склонив низко голову, в какой-то момент он замер! Его тело стало с противным хрустом меняться, становясь больше в размерах прямо на глазах. А когда всё закончилось, это уже был не молодой самец, а матёрый, взрослый хищник готовый убивать. Он подошёл к ведьме и та, взглянув на него с нежностью, будто бы мать на своё дитя, протянула руку и погладила его по холке. Теперь она без труда доставала до него не сгибаясь.

— Анай Янко Фортхай! — проскрежетала ведьма таким голосом, что даже волки заскулили рядом с ней. — Они говорили, что ты обязательно придёшь!

Тут она запрокинула голову и рассмеялась, а стая вокруг взвыла в один голос.

— Кто тебя нанял, ведьма? — задал я животрепещущий вопрос, рассчитывая перед смертью узнать хотя бы имя своего недоброжелателя.

— Нанял? — враз оборвала она смех и резко изменилась в лице. — Я по твоему похожа на ту, кого можно «нанять»? — грозно, и с пренебрежением произнесла она последнее слово, вставая на звергане