Ну, вот так случилось.

Пресловутый инстинкт охотника, который якобы подталкиваетвсех мужчин гнаться за любой юбкой, догонять и присваивать, в его случаераспространялся только на Ольгу. Только ее он всегда хотел догнать и присвоить.Мысль о том, что когда-нибудь она ему надоест и он начнет с тем же рвениемгоняться за другими, представлялась ему дикой.

И привыкания никакого не наступало. Иногда он почитывалженские журналы, которые Ольга бросала на пол возле кровати, и из этих журналовему было известно, что секс, а тем более супружеский, особенно многолетний,требует разнообразия и тонкости подхода. Советов, которые давались для того,чтобы разнообразить секс и сделать его более тонким, он вообще не понимал. Нет,наверное, отлично, если жена встречает тебя с работы в пеньюаре, искусно сотканномиз лепестков роз, на столе горят свечи, что автоматически означает не простоужин, а романтический ужин, и в ванне плавает – нет, не оживший карп изгастронома, а цветок лаванды! Наверное, отлично, если жена, предварительноосвоив на специальных курсах процедуру тайского – или китайского! – массажа,станет растирать подогретым маслом усталые мускулы любимого, а потом подаст емучай, предварительно освоив чайную церемонию на специальных курсах для гейш.Также, наверное, хорошо заниматься любовью в ласковом прибое теплого моря,контролируя попадание песка в некоторые труднодоступные места, и в уютномгорном шале, когда за окнами гуляет метель, а в камине трещат дрова. На море ив шале следует ехать «сюрпризом», чтобы супруга до последнего не догадывалась отом, какое романтическое путешествие задумал любимый, – все для усилениятонкости и разнообразия чувств!

Пилюгин читал, все ему нравилось – и массаж, и свечи, илаванда, и шале, – только, на его взгляд, это не имело никакого отношения кжизни!.. Какой пеньюар из роз, если Степка, как только отец открывает дверь,начинает канючить, что не может справиться с химией, а Растрепка сует емуисчирканные цветными карандашами листки и объясняет, что «это Степа, этобабушка, а вот это, синее с красным, ты, папочка!». Где взять силы и время наэротический массаж, если они добираются до постели в первом часу ночи, а встаютв семь пятнадцать утра?! И как понять, вожделеет ли сегодня вечером супругаполучить именно эротический массаж или, напротив, бутерброд с колбасой, кружкугорячего чая с сахаром, детектив, и чтобы к ней не приставал никто?!

Была еще одна загвоздка.

Дмитрий Пилюгин не осознавал до конца, в чем тут дело, ноему одинаково нравилось в постели, засыпанной розовыми лепестками, в постели,застеленной обычной простыней, и на лесной опушке, где когда-то собирализемлянику, – именно там в джинсы ему поналезли муравьи, и они с Ольгой потомдолго их вытряхивали и так до конца и не вытряхнули. Муравьи кусались до самогодома, Пилюгин подпрыгивал за рулем, и машина продвигалась вперед скачками. Впеньюаре было отлично, и без пеньюара отлично, и в джинсах с протертымиколенями, и в старом свитере с закатанными рукавами, и в сенном сарае у дальнихзнакомых, где внизу хрупала лошадь, а в щели светило огромное, горячее солнце ищекотало между лопаток!.. И на родительской дачке тоже было отлично, на второмэтаже, среди бела дня, пока все отвлеклись и никто не мог их застукать!

Вот и сейчас все тоже отлично – в последние пятнадцать минутперед работой, кое-как выбравшись из делового костюма, и вовсе не потому, чтоона лежала перед ним в розовых лепестках, а потому что, когда он пришелпоцеловать ее перед уходом, открыла сонные, недовольные глаза.

– Я тебя люблю, – сказал он ей в самый последний момент, онвсегда говорил ей эти слова, и это была чистая правда!

У них была еще минута, чтобы просто полежать, обнявшись, нов коридоре затопали ноги, хлопнула дверь ванной, потом зажурчало, полилось,Пилюгин вскочил с кровати, и натянул штаны, и сунул голову в петлю неразвязанногогалстука, а Ольга проворно поползла под одеяло и заняла исходное положение –голова на подушке, и накрыта до ушей.

– Ма-ам! – позвали приглушенным басом. Бас шел из двернойщели. – Мам! А мам!

– Что ты кричишь?! Растрепку разбудишь! Заходи!

Пилюгин рывком натянул пиджак, сделал антраша ногами,правильно размещая брюки вдоль себя, и когда вошел Степка, всклокоченный и впижаме, Димон как раз неторопливо наклонялся, чтобы поцеловать дорогую супругуперед уходом на работу.

– О! Пап, и ты здесь?

– Я уже ухожу.

– А в школу точно не идем?

– Точно, – ответила мать.

– Это разгильдяйство, – сказал отец.

– Мам, давай, пока Растрепка не встал, валяться и смотретьтелевизор?

– А ты зачем встал?

– Ну, я пошел, – объявил отец. – Счастливо оставаться.

– Пока, – сказал Степка. – Не забудь, у меня в пятницувыступление, и ты должен отпроситься с работы.

– Я не забуду.

– Я тебя провожу.

Ольга виртуозно умела проделывать всякие штуки, вот и сейчаскак-то моментально и незаметно натянула под одеялом халат и поднялась.

Степка нашарил на полу возле кровати телевизионный пульт,подбил под спину все родительские подушки, старательно укрыл ноги клетчатымпледом, который всегда лежал сбоку, – устроился с комфортом.

– Меня машина разбудила, – вдруг сказал он. – Вот почему явстал! Там, внизу, милицейская машина гудела.

– Почему милицейская? – рассеянно спросила мать. Отец ужевышел из комнаты.

– А потому, что я сверху посмотрел. У нашего подъездамилицейская машина стояла и еще «Скорая помощь».

Мать взглянула на него и ушла вслед за отцом. Сейчас она егопроводит, вернется, и они будут валяться до тех самых пор, пока не проснетсямладший брат, а потом станут неспешно завтракать все вместе – омлет сгрудинкой, творог с изюмом, сыр толстыми кусками, свежая булка с «Докторской»колбасой. Булки точно есть, он вчера вечером проверил, пополнила ли матьзапасы. А потом придет Мила, домработница, с которой у Степки были хорошие,дружеские, партнерские отношения, а мама уедет на работу. У нее какая-тозамороченная работа, он никак не мог понять, что это за работа такая!.. Уматери в Москве была мастерская, где сидели тетеньки и шили… шторы. Вот ужработа так работа, с ума можно от такой сойти! Даже компьютеров ни у кого нет!Мать эти самые шторы придумывала, а тетеньки шили. Хотя чего их придумывать-то?Вон окно, на нем висят две тряпки, одна так, а другая эдак, и у этой другой ещебантик какой-то. Ну и что тут думать? Это что, самолет, что ли, или новаякомпьютерная игра?! Но матери нравились эти самые шторы – Степка покосился наокно, фыркнул и тряхнул головой, – и отец сказал… Как же он сказал-то? Как-тоочень умно! А, вот, вспомнил! Он сказал так: «Интересы другого человека нужноуважать!» Это, если кто не понял, он про то говорил, что раз матери нравитсятакое дикое занятие, то пусть она им и занимается, а смеяться над этим нельзя!