Приятно стоять на краю этой пропасти, из которой некогдавозникли все вещи на свете... Она существовала всегда, задолго до возникновенияОбраза. Это я знал совершенно точно, хотя и неведомо откуда; это находилось всамом центре моего сознания. Я знал это хотя бы потому, что определенно бывалздесь прежде. На заре своей жизни, задолго до того, как я стал тем, кем являюсьсейчас, я побывал здесь — то ли отец, то ли Дворкин, теперь я уже и не помню,приносили меня сюда и держали на руках, а может быть, стояли вместе со мной наэтом самом месте, здесь, на краю пропасти, и я видел примерно ту же сцену с темже, что и сейчас, чувством узнавания и непонимания одновременно...

Удовлетворение, которое я сейчас испытывал, чуть отдавалоизбыточным нервным возбуждением; в нем был привкус чего-то запретного, чего-топодозрительного и чуждого мне. Интересно, но именно в этот миг во мне возниклоострое желание обладать Камнем Правосудия, который я вынужден был спрятать вкомпостной куче в Тени Земля; ведь Камень был той самой вещью, благодарякоторой Дворкин некогда создал в нашем мире столь многое. А впрочем, можетбыть, я, сам того не ведая, просто искал защиты у Камня или жаждал обладатьнеким символом сопротивления тому хаосу, что кружил передо мной в глубине бездоннойпропасти? Возможно. Не знаю.

Я, восхищенный, продолжал смотреть на тот берег бездны, и толи глаза мои как-то приспособились, то ли перспектива в очередной разизменилась, однако теперь я стал различать некие крошечные призрачные предметы,движущиеся внутри черной громоздящейся глыбы и похожие на медленно пролетающиеметеоры. Я ждал, внимательно вглядываясь в них, порой угадывая их дальнейшиедействия. Вскоре одна из туманных полупрозрачных полос подплыла ко мне совсемблизко, открыв горизонт, и почти сразу же я получил ответ на некоторые своивопросы.

Движение в темной массе стало отчетливо заметно. Одна изформ начала расти, и я понял, что она движется ко мне по некоему извилистомупути. Через несколько секунд стало ясно, что это всадник — на вид вполнематериальный, хотя и казавшийся призраком, как, впрочем, и все, что было передомной. Еще через мгновение я увидел, что всадник этот совершенно наг и сидит набезволосой лошади; и человек, и конь были смертельно бледны и стремительномчались по направлению ко мне. Всадник размахивал белым, как кость, клинком;его глаза и глаза лошади вспыхивали красным. Не знаю, по правде говоря, виделили они меня, существовали ли мы в одном и том же измерении — уж больнонеестественно он себя вел. И все же я вытащил из ножен Грейсвандир и отступилна шаг, ожидая, когда всадник совсем приблизится.

По его длинным белым волосам пробегали крохотные искорки, и,когда он повернул голову, я понял: примчался он за мной. Взгляд его был тяжел ихолоден, я физически ощущал его лбом и грудью. Я повернулся к нему боком иподнял клинок.

Он продолжал движение, и только тут мне стало ясно, скольоба они — и всадник, и конь — огромны, чудовищно огромны, куда больше, чем яполагал. Они приближались. Что-нибудь метрах в десяти от меня всадник поднялконя на дыбы, и они остановились, глядя на меня и покачиваясь, словно в морскихволнах.

— Как твое имя? — прогремел голос всадника. — Назовисвое имя, о ты, явившийся в место сие!

От звука его голоса у меня зазвенело в ушах. Он говорилудивительно монотонно и громко.

— Я называю свое имя по собственной воле, а не почужому приказу, — сказал я. — Кто ты такой?

Он три раза коротко гавкнул — видимо, засмеялся.

— Я утащу тебя вниз, в пропасть, где ты будешь вечнооплакивать свою дерзость.

Я прицелился Грейсвандиром ему в глаз.

— Слова – дешевка, а виски стоит денег.

И тут я почувствовал слабое прохладное прикосновение, какесли бы кто-то вызывал меня с помощью Козыря. Однако ощущение было неясное,туманное, а у меня не было возможности разбираться в тонкостях, ибо всадникподал своему коню какой-то сигнал и чудовище снова взвилось на дыбы. Ничего,расстояние слишком велико, решил я. Однако безволосый конь бросился впередпрямо на меня, сойдя с призрачной дороги, которая, казалось, давала емунаправление.

Его прыжок был так силен, что он почти достал меня. Однаконе упал в пустоту и не исчез, как я надеялся, а продолжал скакать над пустотой,хотя его продвижение теперь несколько замедлилось, словно ему приходилосьпреодолевать некий барьер.

Когда бледный всадник на бледном коне приближался ко мне(теперь уже с половинной скоростью), я заметил вдали другую фигуру, явноустремлявшуюся в этом же направлении. Оставалось лишь вступить в бой с этимчудовищем и надеяться отбить его атаку прежде, чем подоспеет второе.

Нагой всадник приближался, его красные глаза сверкали всеярче, замирая, правда, при виде Грейсвандира. Какова бы ни была природабезумной иллюминации у меня за спиной, она все же сослужила мне полезнуюслужбу, высветив на моем клинке ту часть Образа, что была на нем выгравирована:рисунок заиграл и заискрился по всей его длине. Всадник был уже совсем близко,однако он вдруг натянул поводья и остановил коня, а глаза его взметнулись кнебесам, встретившись с моими. Отвратительная ухмылка на его физиономииисчезла.

— Я знаю тебя! — заявил он. — Ты тот, кого зовутКорвин!

Но мы получили его – я и моя союзница-инерция.

Передние копыта бледного коня стояли на самом краю, когда ябросился в атаку. Конь старался найти опору и для задних копыт, несмотря нанатянутые поводья, — и слушался плохо. Всадник угрожающе замахнулся мечом, но ясманеврировал и атаковал его слева. Когда он попытался ударить мечом наискось,я уже совершил выпад. Грейсвандир вошел в его бледную плоть чуть ниже грудины.

Я вырвал свой клинок, и из раны, словно кровь, брызнулиискры огня и повалил пар. Рука всадника, державшая меч, дрогнула, а конь издалпронзительное ржание или, точнее, свист, когда пар и огненные искры обожгли емушею. Я отпрыгнул назад, поскольку всадник начал резко заваливаться коню на шею,а конь, теперь прочно стоящий на всех четырех ногах, двинулся ко мне и сталбить копытом. Я снова взмахнул мечом, причем совершенно инстинктивно,защищаясь, и мой клинок вошел в левую переднюю ногу коня, которая тоже загорелась.

Я быстро отступил в сторону, однако конь повернулся и опятьпопытался напасть на меня. И тут всадник вдруг выпрямился и мгновеннопревратился в столб огня. Конь заржал, забил копытами и шарахнулся к краюпропасти. Не останавливаясь, он перевалил через ее край и исчез во тьме,оставив мне лишь странные воспоминания о горящей кошачьей голове из моихдавнишних приключений, да озноб, всегдашний спутник прояснения рассудка.

Я некоторое время постоял, прислонившись спиной к скале итяжело дыша. Тонкой лентой проплыла рядом призрачная дорога — футах в десяти открая пропасти. Левый мой бок свела судорога.