Я промолчал. Возможно, слова Бенедикта и верны. Но это былоневажно. Возможно, Бранд спятил, а возможно, и нет. Для всего всегда находитсякакая-то причина. Оправдание найдется для любого ужасного деяния. Однако, имеяперед собой некую чудовищную ситуацию, простыми объяснениями ее отнюдь неисправишь. Для самого отвратительного поступка тоже существует своя причина.Пойми это, Бенедикт, если тебе так хочется понять, почему наш брат сталподлецом. Действительность — это то, что остается с тобой, тебе в наследство.Бранд уже совершил свой мерзкий поступок. И занятия посмертным психоанализомничего не изменят. Поступки и их следствия — вот по чему наши ближние судятнас. Все остальное, а также то, что получаешь в виде дешевого ощущениясобственного превосходства, и впечатление, что уж ты бы сделал все этозначительно лучше, если б действовать пришлось тебе, — сущая ерунда. Так чтопусть решают небеса. Я же недостаточно опытный судья.

— Нам следовало бы вернуться в Амбер, — сказалБенедикт. — Столько еще всего нужно сделать...

— Погоди, — сказал я.

— Почему?

— Я все это время думал...

И поскольку я так и не докончил свою мысль, он в концеконцов спросил:

— Ну и?..

Я медленно перетасовал колоду, вставив на место его Козырь иКозырь Бранда.

— А ты никогда не задавал себе вопросов относительнотой новой руки, что тебе так верно служит? — спросил я его.

— Конечно. Ты принес ее из Тир-на Ног-та при весьманеобычных обстоятельствах. Она мне подходит. Она работает. Она доказала сегоднясвою силу...

— Вот именно. Тебе не кажется, что последнее еекачество имело слишком большое значение, чтобы считать это простым стечениемобстоятельств? Рука была единственным оружием, которое там, наверху, дало тебевозможность выстоять против силы Камня. И как-то так случилось, именно эташтука и оказалась там, будучи частью тебя, а ты — разумеется, совершеннослучайно! — участвовал там в смертельном поединке и воспользовался ею... А? Тыпроследи развитие событий в обратном порядке, от конца к началу, и снова — сначала до конца. Разве не усматривается во всем этом необычная, нет, абсурднаяцепь странных совпадений?

— Ну если посмотреть на это с такой точки зрения... —проговорил Бенедикт.

— Я-то уже посмотрел. Но и ты должен понять не хужеменя, что здесь замешано куда больше сил, чем могло показаться.

— Ну хорошо. Пусть так. Но каким образом?.. Как все этобыло устроено?

— Понятия не имею, — сказал я, вытаскивая ту карту, накоторую не смотрел давным-давно, и ощущая под пальцами ее холодную поверхность,— однако важен не способ. Ты неправильно построил вопрос.

— Что же я должен был спросить?

— Не как, а кем.

— Ты полагаешь, что некий человек сумел задумать ипостроить всю эту цепь событий, начиная с обретения нами Камня Правосудия?

— Насчет этого не знаю. Что есть «человек»? Впрочем, ядействительно подозреваю, что некто, кого мы с тобой оба отлично знаем,вернулся и за всем этим стоит именно он.

— Но кто?

Я показал ему карту, которую держал в руке.

— Отец? Это же невероятно! Он ведь, должно быть, давноумер.

— Ты отлично понимаешь, что уж он-то как раз и мог бывсе это устроить. Изобретательности у него с избытком. Кроме того, мы никогдане знали, сколь разносторонним могуществом обладает Оберон.

Бенедикт встал. Потянулся. Потряс головой.

— Я думаю, что ты чересчур много времени провел нахолодном ветру, Корвин. Давай-ка лучше пойдем домой.

— И тебе даже не хочется проверить мою догадку? Да нуже, Бенедикт, это неспортивно! Сядь и дай мне еще минуту. Давай попробуем егоКозырь.

— Он бы непременно уже вышел с кем-нибудь на связь,если б был жив.

— А я так не думаю. На самом-то деле... Ладно, можешьнадо мной смеяться. И все-таки что мы теряем?

— Хорошо, давай попытаемся. Почему бы и нет?

Бенедикт сел рядом со мною. Я держал Козырь так, чтобы обамы видели его ясно. Мы сосредоточились. Потом я попробовал установить связь, иконтакт состоялся почти мгновенно.

Он улыбался, глядя на нас.

— Добрый вечер. Отлично поработали! — сказал Ганелон. —Я страшно рад, что вы добыли мою безделушку. Она скоро понадобится.