— Это означает, что ты достиг пределов своегособственного жизненного пространства, что твоя энергия в ближайшем будущембудет исчерпана полностью и ты погибнешь, если очень быстро кое-что непредпримешь.

— Что же именно?

— Не начнешь черпать силы из самого Образа — изПро-Образа внутри Камня.

— И как это сделать?

— Ты должен сдаться Камню Правосудия, отдаться на егомилость, освободить себя, стереть собственную личность, уничтожить границы,отделяющие тебя от всего остального.

— Звучит так, будто это практически невозможно.

— Нет, это возможно, и это единственный способ.

Я покачал головой. Мы прошли еще немного и наконец оказалисьу той огромной двери. Дворкин выпустил из рук посох, прислонив его к стене. Мывошли, и он тщательно запер дверь. Виксер к двери подходить не стал.

— Теперь тебе следует поскорее уходить отсюда, — сказалДворкин.

— Но мне еще о стольком нужно спросить тебя и столькотебе поведать!

— Нет, мысли мои уже путаются, и твои слова будутпотрачены впустую. Приходи завтра ночью, или послезавтра, или послепослезавтра.А теперь скорее! Уходи!

— К чему такая спешка?

— Я могу стать для тебя опасным, когда со мнойпроизойдет перемена. Сейчас я сдерживаюсь, но ценой огромных усилий. Убирайсяже!

— Я не знаю... То есть я знаю, как попасть сюда, ноотсюда...

— На столе в соседней комнате полно Козырей. Возьмисвечу и убирайся, куда угодно, только поскорее!

Я хотел было возразить, что, дескать, ничего не боюсь и врядли он сможет осуществить надо мной какое-нибудь физическое насилие, когда егочерты вдруг начали расплываться, как тающий воск, и Дворкин вдруг показался мнезначительно выше, чем был всегда, и с куда более длинными ногами и руками.Схватив свечу, я выбежал из комнаты, ощущая внезапный озноб.

...Я бросился прямо к столу и рывком выдвинул ящик: Козырилежали россыпью внутри. Тут я услышал шаги, и нечто вошло в комнату за мнойследом, остановившись у меня за спиной. Шаги не были похожи на человеческие. Яне оглянулся и продолжал рассматривать карты. Одна из них лежала сверху.Изображенный на ней пейзаж был мне абсолютно не знаком, однако я тут же открылсвой разум и потянулся туда, где виднелся какой-то горный хребет, странноеполосатое небо, горстка звезд где-то слева... Карта при моем прикосновениистановилась то горячей, то холодной на ощупь; потом мне показалось, что прямо снее дует сильный ветер, и картинка каким-то образом начала меняться подвоздействием этого ветра.

Прямо у меня из-за спины донесся сильно искаженный, однаковсе еще узнаваемый голос Дворкина:

— Глупец! Ты выбрал роковой для себя край!

Огромная когтистая рука — черная, в складках кожи и наростах— протянулась через мое плечо, словно желая вырвать у меня карту. Однако пейзажпередо мной уже открылся мне навстречу, и я бросился туда, в эту страну,одновременно понимая, что мне удалось спастись. Потом я замер и постоялсовершенно неподвижно, чтобы дать себе привыкнуть к новому окружению.

Я знал. Осколки легенд, обрвыки семейных сплетен, общееощущение, которое охватило меня – я точно знал, куда попал. Сомнений неоставалось: я смотрел на Двор Хаоса.

Куда теперь? Ощущения — вещь и вообще-то ненадежная, асейчас нервы мои были натянуты до предела. Скала, на которой я стоял... навзгляд она походила на асфальт в жаркий полдень: оседала, шла волнами, хотяступни мои стояли на ней совершенно неподвижно. И невозможно было определить,какого же она все-таки цвета. Скала пульсировала и вспыхивала пятнами, точношкура игуаны.

Таких небес, какие я узрел над головой, я тоже никогда вжизни не видел. Они были как бы расколоты надвое точно посредине — половинаночная, густо-черная, где в глубине плясали звезды. Когда я сказал «плясали»,то имел в виду именно это слово; они не мигали и не вспыхивали; нет, онипрыгали и скакали, то увеличиваясь, то уменьшаясь в размерах; они мчалисьстрелой и водили хороводы; они меркли и загорались с новой силой. Это былдовольно-таки пугающий спектакль, и в животе у меня свернулся тугой комок,предвестник приступа акрофобии. Попытки перевести взгляд на что-то другоеоблегчения не принесли. Вторая половина неба была похожа на сосуд с цветнымпеском, который постоянно встряхивают; полосы оранжевого, желтого, красного,коричневого и багряного цветов извивались и сплетались; пятна зеленого,лилового, серого и мертвенно-белого то появлялись, то исчезали, поройпревращаясь в иные, тоже извивающиеся переменчивые фигуры. Это постоянноедвижение вызывало самые немыслимые ощущения — дали и близости одновременно.Порой наверху будто вдруг возникало высокое небо, но вскоре вновь светящиесяцветные туманы и полосы опускались, вызывая головокружение и тошноту, иохватывали меня своими вполне материальными, прозрачными щупальцами. И только потомя заметил, что линия, отделявшая черную часть небес от цветной, медленносмещалась куда-то влево. Было похоже, что небесная мандала кружится надо мнойвокруг оси, проходящей непосредственно через мою макушку. Источник света вяркой половине установить было просто невозможно.

Я посмотрел вниз, на то, что сперва показалось мне некоейдолиной, где мелькали бесчисленные яркие вспышки; однако, когда продвигающаясявперед тьма небес вплотную подошла к границе этой «долины», звезды, танцуя,постепенно сгорели в ней. И оказалось, что передо мною распростерлась бездоннаяпропасть. Я стоял у края мира, у края вселенной, у края всего сущего.

Однако вдали, далеко-далеко от того места, где я стоял,что-то высилось антрацитовой грудой — сама чернота, имеющая, впрочем, конкретныеочертания и смягченная едва заметными вспышками света. Я не мог представитьсебе размеры этой горы или строения, ибо понятия о расстоянии, глубине,перспективе здесь отсутствовали. Здание? Или группа зданий? Может быть, город?Или просто возвышенность?

Очертания черной горы менялись каждое мгновение, стоило мневзглянуть туда. Теперь легкие полосы тумана, похожие на простыни изполупрозрачной материи, медленно проплывали меж нами, свертывались, извивались,словно вздуваемые потоками горячего воздуха. Мандала у меня над головой наконецпрекратила вращаться, заняв положение, в точности обратное первоначальному.Теперь яркие цветные полосы вспыхивали у меня за спиной и были почти незаметны,если не оборачиваться (на что у меня и не было ни малейшего желания).