Второй всадник быстро приближался, не такоймертвенно-бледный, как первый. Волосы его были черны, а в лице тоже быликакие-то краски. Он ехал верхом на отлично оседланном гнедом коне, держа вруках взведенный и заряженный арбалет. Я глянул через плечо: пути к спасению небыло, не было даже никакой щели, в которую я мог бы заползти.

Я вытер ладонь о штаны и покрепче сжал Грейсвандир,повернувшись к нападающему боком, чтобы представлять для него наименее удобнуюмишень, поднял клинок и отгородился им от противника. Рукоять Грейсвандира былана уровне моей головы, острие направлено в землю — сейчас это был мойединственный щит.

Всадник подъехал ко мне почти вплотную и остановился, словновися в воздухе на прозрачной полосе или дороге. Он медленно поднял свойарбалет, видимо, понимая, что если не собьет меня сразу, то я, возможно, успеюпронзить его своим мечом, как копьем. Глаза наши встретились.

Он был безбородый, стройный. Возможно, светлоглазый, хотяглаза его были прищурены в прицеле. Он отлично управлял свои конем — однимиколенями. Руки у него были большие и уверенные. Уверенные. Странное чувствоохватило меня, когда я разглядел его целиком.

Мгновение для атаки несколько растянулось и было упущено.Всадник чуть качнулся назад и опустил арбалет, хотя руки его по-прежнему былинапряжены.

— Ты! — крикнул он. — Это ведь Грейсвандир?

— Да, — сказал я.

Всадник продолжал оценивающе смотреть на меня и что-товнутри меня сломалось; я так и не нашел слов, способных сбить его с толку.

— Что тебе здесь нужно?

— Хочу уйти отсюда, — ответил я.

Раздался свист, грохот, и тяжелая арбалетная стрелаврезалась в скалу, однако гораздо выше и левее меня.

— Ну так уходи, — сказал всадник. — Здесь для тебяслишком опасно.

Он развернулся, намереваясь скакать туда, откуда явился.

Я опустил Грейсвандир.

— Я тебя не забуду, — произнес я.

— Не забудешь, — откликнулся он.

И умчался прочь. Еще через несколько мгновений светящиесяполосы воздушных дорог тоже исчезли, уплыли куда-то.

Я вложил Грейсвандир в ножны и сделал шаг вперед. Мир снованачал вращаться: свет выплывал справа, тьма уходила влево. Я осмотрелся, ищахоть какой-нибудь проход в скале. Похоже, скалы поднимались здесь не выше чемфутов на тридцать-сорок, а мне очень хотелось посмотреть, что там, по тусторону горы. Я обследовал выступ, на котором стоял, и выяснил, что справа онвскоре становится совсем узким, не давая ни малейшей надежды подняться наверх,и повернул влево.

Там я обнаружил валун, притаившийся за поворотом, и мнепоказалось, что я вполне смогу взобраться наверх с помощью этого камня. Я ещераз осмотрелся, чтобы убедиться, что пока что больше никто мне не угрожает.Призрачные полосы уплыли совсем далеко; никаких новых всадников на горизонтезаметно не было. И я начал подъем.

Это было нетрудно, хотя высота оказалась больше, чемпредставлялось мне снизу. Скорее всего это было связано с неким пространственнымискажением, которым, кажется, начало страдать мое зрение в царстве хаоса. Черезнекоторое время я взобрался на вершину очередной скалы и встал во весь рост,чтобы как можно лучше рассмотреть то, что лежало по ту сторону.

Снова передо мной во всей красе проплыли краски хаоса:справа от меня их погоняла тьма. Земля, над которой исполняли они свой танец,была покрыта острыми скалами и кратерами вулканов; ни малейших признаков жизнисреди этих гор заметно не было. Однако по самой середине этой страны от дальнегокрая горизонта до некоей точки в ближних горах, несколько правее меня,чернильно-черная и извивающаяся, точно живая, ползла полоса, которая могла бытьтолько Черной Дорогой.

Еще минут десять я взбирался, огибая выступы, все выше ивыше и наконец достиг максимальной высоты, откуда была видна конечная точкачерной дороги. Она уходила в широкий провал справа от края пропасти. Там еесобственная чернота как бы сливалась с тьмой, царившей на дне, и дорога былазаметна лишь потому, что на ее фоне не светилось ни единой звезды. Пользуясьэтой особенностью, я приблизительно оценил протяженность черной дороги и понял,что она уходит значительно дальше, туда, где скрылись туманные полосы.

Я вытянулся, лежа на животе и вжавшись в камень так, чтобыстать как можно незаметнее, чтобы чьи-нибудь невидимые мне внимательные глазане заметили случайно моего присутствия на гребне горы. Из головы у меня невыходила мысль о том, где же начало черной дороги. Вред, нанесенный Образузлоумышленниками, открыл Амбер для этого зла, а мое давнишнее проклятиенаверняка ускорило процесс его проникновения. Теперь-то я понимал, что Зло ибез того вскоре предприняло бы свое наступление, однако ощущал и своюбезусловную вину, хотя, может быть, не столь тяжкую, как считал когда-то. Я вспомнилоб Эрике, о том, как он лежал, умирающий, на склоне Колвира. Он тогда сказал,что при всей его ненависти ко мне проклинает он все же врагов Амбера. Инымисловами, по иронии судьбы все мои усилия теперь были направлены на исполнениеволи самого моего нелюбимого брата, теперь покойного. Таким образом, егопроклятие как бы аннулировало то мое проклятие, а меня самого из врага Эрикапревратило в его союзника. И все это, как ни странно, оказалось совершеннооправданным.

Я поискал и, к своему удовольствию, не обнаружил сверкающихвсадников или еще какой-нибудь нечисти на черной извивающейся ленте. Покаочередной отряд наших врагов не вышел в путь, Амбер в относительнойбезопасности. И сразу в душе моей проснулась тревога. Во-первых, если времяздесь действительно вело себя так странно, как на то указывало возможноепоявление на свет Дары, то почему до сих пор атака не повторилась? У них,конечно же, времени было в избытке, чтобы подготовиться к очередному штурму.Во-вторых, что-нибудь могло произойти совсем недавно, если считать по времениАмбера, и тогда их стратегические планы совершенно переменились. Если это так,то что именно произошло? Пущено в ход мое «земное» оружие? Выздоровел Бранд?Или случилось что-то иное?

Хотелось бы знать также, как далеко смогли продвинутьсяпередовые части Бенедикта. Разумеется, не до этих мест, иначе я бы уже об этомузнал. Интересно, бывал ли здесь когда-нибудь Бенедикт? Или другой мойродственник? Стоял ли кто-нибудь из них на том месте, где только что стоял я,глядя на Владения Хаоса и осознавая (а может, и зная) нечто такое, чего так ине понял я?

Я решил спросить об этом Бранда и Бенедикта, как тольковернусь.