А потом остаётся лишь синева, и в ней разгораются весенниезвёзды…

Ветер шептал что-то жухлой степной траве, но мёртвая траваедва ли слышала его печальную песню. Скоро, совсем скоро её сменят новыеростки, уже выбившиеся из земли среди старых корней. Им цвести, им танцевать иразговаривать с ветром – до осени, до зимнего снега.

В нескольких поприщах от стен Тин-Вилены, там, откуда нельзяуже было видеть окутанный ночной сенью город, только огни четырёх маяков, да ите казались крупными звёздами, низко повисшими над горизонтом, – посреди ровнойстепи стояли двое.

Два родственника, два брата. Оба – Волки, зверь и человек.

Волк, которого мать звала Пятнышком, напряжённо вбиралнезнакомые звуки и запахи шо-ситайнской степи, где отныне ему предстояло жить.Бок о бок с человеком он только что одолел половину большого и враждебногогорода, который при иных обстоятельствах заставил бы его обезуметь от страха.На улицах скрипели колёса, шаркали ноги и стучали копыта, лязгало и звенеложелезо, а каждый порыв ветерка обрушивался шквалами немыслимых запахов. Зазаборами бесновались лютые псы, в двух шагах на чём свет стоит ругались возчикии верховые, чьи кони, чуя волка, неудержимо шарахались. Улюлюкали и свистелимальчишки, и, путаясь у всех под ногами, гавкающим половодьем катились по пятамтрусливые шавки, сбежавшиеся чуть не со всего города полаять на извечногонедруга. Будь Пятнышко один, ему бы не поздоровилось. Но рядом шагал брат, иего рука лежала у Пятнышка на загривке, и невольно дыбившаяся щетина тотчасукладывалась на место, и волк шёл вперёд, тесно прижимаясь к бедру человека, неглядя ни вправо, ни влево – и не останавливаясь, чтобы огрызнуться в ответ набессчётные оскорбления.

Дорога показалась ему нескончаемой… Но вот город остался далекопозади, кругом лежала вольная степь, и волк знал – пришло время прощаться.

Человек по имени Волк опустился на колени и обнял его.

– Беги, Пятнышко, – тихо сказал он, запускаяпальцы в густую звериную гриву и последний раз вбирая ноздрями запах роднойсеверной чащи. – Беги на свободу. Здесь всё не так, как в наших лесах, ноты, я знаю, не пропадёшь. Ты скоро поймёшь здешнюю жизнь. Ты встретишь стаю исделаешься её вожаком. А потом тебя выберет волчица, и ты продолжишь свой род…Беги, брат мой!

Человек крепко зажмурился, давя необъяснимо подступившиеслёзы, – и опустил руки. Некоторое время ничего не происходило. А потом наего запястье сомкнулись челюсти волка. Зубы, способные раздробить лошадинуюногу, тронули кожу человека так бережно, что жаркое, влажное дыхание, рвавшеесяиз пасти, было едва ли не ощутимей нажатия клыков. Прикосновение длилосьнедолго… У человека был острый, отточенный слух, которым не обладает ни одингорожанин. Но и он не сумел уловить ни шороха, ни шелеста удаляющихся шагов. Толькорассеялось ощущение близкого присутствия волка, и венн понял, что остался один.

Винитар устало вздохнул и повернулся на другой бок, не всилах заснуть. Ночной ветер негромко посвистывал в снастях, напеваяколыбельную, с детства знакомую всякому морскому сегвану. Волны приглушённошипели, расступаясь перед форштевнем и обтекая борта: над обводами «косатки»,шлифуя нынешнее совершенство, трудились поколения сегванских корабелов имореходов. Облака всё так же беззвучно скользили над головой, то пряча, то вновьоткрывая луну. На закате эти облака были безумными и вдохновенными мыслямипоэта, а сейчас… Была на Островах поговорка, касавшаяся пустяковых вроде быгорестей, способных, однако, слиться в сводящее с ума ощущение безысходности:«О чём думает старуха, когда ей ночью не спится…»

…Через много зим после своего отъезда вглубь Берега, когдауспело произойти немало всякого разного, когда Винитар оказался женат, но так ине увидел жену, когда не стало отца, а он, сын, вынужден был отпустить убийцу,попавшего к нему в руки, – в общем, месяца три назад он заглянул вГалирад.

Он собирался наконец-то навестить родной остров, которого невидал уже очень давно, с самого времени переезда на Берег. Но и Галирад был емугородом в некотором роде не чужим: как же не заехать туда?

В сольвеннской столице его принимали по-родственному. Ещёбы, ведь кнес Глузд Несмеянович до сих пор числился ему законным тестем, да имолодая кнесинка Эртан с теплотой вспоминала замок Стража Северных Врат и то,как справедливое письмо кунса защитило походников от навета… Вот и вышло, чтоВинитар стоял на причале, наблюдая, как его «косатка» грузилась припасами длядальнего плавания, и тут к нему подошёл человек.

«Святы Близнецы, чтимые в трёх мирах… Ты, верно, кунсВинитар с острова Закатных Вершин, сын Винитария Людоеда?»

Он обернулся и тут же признал в незнакомом человеке,во-первых, жреца Богов-Близнецов, а во-вторых, своего соплеменника. Именново-вторых. Вера Близнецов учила не делать различий между племенами, и потомусамые рьяные её приверженцы напрочь оставляли обычаи родной старины,предпочитая двуцветные красно-зелёные одеяния, носимые во имя путейбожественных Братьев. Однако выговора не скроешь – как и черт лица, присущихлишь коренным выходцам с Островов.

«Так меня вправду кое-кто называет, – неохотно отвечалВинитар. – А ты кто таков и что тебе надо?»

«Люди именуют меня Хономером, – слегка наклонил головужрец. – И мне кажется, тебе не придётся жалеть, если захочешь со мнойпобеседовать».

Винитар недовольно подумал, что мог бы и сам догадаться обимени, если бы удосужился попристальней разузнать, что делалось в городе.Гласила же мудрость длиннобородого Храмна: прежде, нежели входить в дом,прикинь, как будешь выбираться обратно… Вслух кунс произнёс:

«О чём нам беседовать? Я не враждую с твоими Богами, но и отсвоих пока что отрекаться не собираюсь…»

Хономер усмехнулся:

«Примерно так говорил со мной и некий другой человек здесьже, в Галираде… почти семь лет тому назад. – Его вера учила измерять времяне зимами и ночами, как было издавна принято у сегванов, а солнечными летами иднями. – Этот человек отзывался на собачью кличку и держал при себеручного зверька. Летучую мышь».

«И что с того?» – хмуро поинтересовался Винитар. На самомделе сердце у него сразу застучало быстрее, но показывать это он отнюдь несобирался. Негоже.

«Мне подумалось, ты не отказался бы встретиться с ним».

Винитар молча отвернулся и стал смотреть на морскойгоризонт, туда, где – далеко-далеко, в неделях пути, у самого края мира –лежали незримые отсюда Острова.

«Я не первый раз в Галираде, – начал негромко инеторопливо рассказывать жрец. – Семь лет назад я уже проповедовал здесь…и, должен признаться, потерпел весьма обидную неудачу. В те годы я думал, чтодля здешних язычников всего убедительней окажется воинское превосходство – какдля иных южных народов, подверженных мору, в своё время оказалось убедительнымпрекращение вредоносных поветрий. Увы, я ошибся. Моего воина посрамил человек,о котором я говорю. Предвечному было угодно надолго затем развести наши дороги,и я начал уже понемногу о нём забывать. Но три года назад он объявился вгороде, где стоит мой храм: в Тин-Вилене, на севере Шо-Ситайна. Этот человек исейчас там живёт. Я же вновь приехал сюда проповедовать, ибо не хочу, чтобыкто-то сказал, будто наша вера потерпела здесь поражение».