С тех пор прошло три года. Подтрунивать над венном давнопрекратили, ибо даже отчаянным зубоскалам со временем надоедают бесполезныенасмешки. Хранитель же библиотеки по-прежнему встречал Волкодава как нежеланногогостя, хотя давно убедился, что «варвар» книг не портит и не крадёт. На первыхпорах венн никак не мог истолковать для себя поведение старика. Он вспоминалЭвриха, Тилорна, брата Никилу… весь его опыт свидетельствовал: люди, проводящиеполовину жизни за книгами, зачастую сами проникаются доброчестием древнихучителей – и во всяких жизненных столкновениях оказываются мудрей, дружелюбней…а зачастую – и мужественней не обременённых учёностью. Не всегда, конечно. Но вбольшинстве. Почему же тин-виленский хранитель книг так себя вёл?.. Он ведь нетолько пыль с них сметал куриными перьями, связанными в маленький веничек. Онсамым внимательным образом просматривал всё, что привозили нового!

Волкодав долго раздумывал над этой загадкой. Пока невспомнил одного мастера боя на копьях, старинного знакомого госпожиКан-Кендарат, которого они посетили во время совместного странствия.

«У этого человека, – сказала она, – ты сможешьмногому научиться, малыш…»

И тот вправду оказался великим умельцем. Одним из немногих,к которым, по мнению Волкодава, слово «великий» можно было применить безнатяжки. Молодого в ту пору венна он попросту колотил и валял. На каждом урокеон мог двадцать раз убить его, если бы захотел, – что, прямо скажем, дляобычного бойца уже в те времена было непросто. Венн жадно впитывал новоезнание, постигая науку превращать любое копьё и даже обычную палку впродолжение своих рук – чтобы в случае нужды самая простая метла становиласьгрозным оружием, чтобы безо всякого затруднения рубить и колоть лёгкимметательным копьём-сулицей или, наоборот, без промаха метать тяжёлое копьё,предназначенное только для рукопашной… Позже эта наука здорово выручит его,когда он расстанется с Матерью Кендарат и отправится мстить за свой род, нотогда он, конечно, об этом не знал. Как-то они ужинали вместе с мастером у негодома, и разговор зашёл о любви.

«Женщины? Пустые сосуды, куда мы изливаемся, дабы продолжитьсебя, – вот как отозвался повелитель копий о Тех, что были для Волкодавасвятее святого. Присутствие госпожи ни в малейшей степени не смущало хозяинадома. – Самки и матери. Больше они ни на что не годны, да к тому же ещё ибыстро стареют. Мужчине следует время от времени прогонять их, заменяя новыми,более молодыми…»

Выслушав такое, Волкодав про себя ощутил страшную горечьразочарования, но вслух, конечно, ничего не сказал, поскольку был гостем,вступившим под кров и отведавшим одного хлеба с хозяином. Однако на другой деньони с Матерью Кендарат покинули дом мастера и отправились дальше, и во времяпервого же привала венн выплеснул на жрицу жгучее недоумение:

«Я думал, несравненным воином может стать только тот, чьяправда духа столь же велика и чиста, как его боевые умения… А он? Воительотменный, но притом сущий ублюдок… Почему так получается, госпожа?»

На что Кан-Кендарат, по обычаю своей веры отправившаясястранствовать только после того, как вырастила внуков, лукаво улыбнуласьученику:

«Я же говорила – ты многому научишься у этого человека,малыш…»

Минуло время, осталось в прошлом и обучение у МатериКендарат, и её духовное водительство. Но получалось, что даже годы спустяВолкодав продолжал разгадывать когда-то преподанные ею загадки. В тот раз егоотучили приписывать человеку благородство души на том основании, что его охотнослушается праведное оружие. Теперь вот удалось сообразить, что тысячапрочитанных книг сама по себе способна возвысить душу не более, чем тысячаотбитых ударов. «Спасибо, Мать Кендарат…»

И, если уж на то пошло, хранитель храмовой библиотеки оченьнапоминал венну другого Хранителя. Обитавшего – если только он был всё ещё жив– очень далеко от Тин-Вилены, на ином континенте. В Самоцветных горах. Он тожебыл стариком и тоже распоряжался несметным богатством, не принадлежавшим ему.Сокровищницей, собранием величайших и лучших камней, добытых на руднике… Онзнал камни, и камни знали его. Он без раздумий положил бы седую голову, защищаяих от любого посягательства. Всесильные Хозяева приисков ни словом непротиворечили ему, когда он располагал и устраивал вновь добытые самоцветы… нопри всём том он оставался невольником, таким же ничтожным и бесправным рабом,как последний каторжник из забоя. Иной раз Волкодава крепко подмывало поведатькнижному хранителю, какие воспоминания тот у него вызывал. Жизнь, однако, ктридцати годам в самом деле успела кое-чему научить его, и он помалкивал. Он, вконце концов, не о праведности хранителя радеть сюда приходил…

…Волкодав отнял руку от лица и решительно открыл глаза, хотьи предупреждало его дурное предчувствие: не будет нынче толку от всегдашнегосредства. И точно. Книжная страница так и осталась пепельно-белёсой, аугловатые ряды аррантских букв, коим полагалось быть буро-лиловыми, как ипрежде наполняла неестественная чернота. Волкодав поневоле пригляделся – уж неизменился ли заодно и смысл написанного? Нет. «Двенадцать рассуждений опропастях и подземных потоках», созданные каким-то Кимнотом, придворнымзвездочётом Управителя стольного Арра, оставались всё теми же… хотя, право,лучше было бы им оказаться написанными задом наперёд. Или вовсе куда-нибудь исчезнутьвместе с красками мира.

Волкодав уже давно утратил склонность благоговеть передкнигой просто оттого, что это – книга и в ней целых двести страниц. Великиймастер боя способен, отставив копьё, оказаться полным ничтожеством иоскорбителем женщин, хранитель библиотеки – жмотом, перепутавшим сокровищницумудрости с лавкой ростовщика… вот так и книгу, оказывается, может написатьчеловек непорядочный или просто дурак. Волкодав долго шёл к осознанию этойистины, о которой когда-то его предупреждал ещё Эврих. И дело не в ошибках,способных закрасться порой даже в труд мудреца Зелхата Мельсинского, когда тотпишет об удалённом и неведомом племени веннов. Уже к середине самого первого«рассуждения» Волкодав мог бы поспорить на что угодно, что Кимнот сам никогдане лазал под землю, предпочитая пользоваться чужими, не очень-то провереннымироссказнями. Зато преподносил он свои заблуждения с таким великолепнымсамодовольством, так прозрачно намекал своему неназванному, но явно облечённомувластью покровителю на необходимость скорейшего наказания всех несогласных, чтокнигой хотелось запустить в ближайшую стену. За полной, увы, невозможностьюпроделать это с её создателем.

Однако книга как таковая не была ни в чём виновата, иВолкодав, хмурясь, просто переворачивал страницу за страницей. У него домамогли сурово выговорить впившейся под ноготь занозе, непослушной иголке иликамню, из-за которого подвернули ногу на круче, – но никогда не попрекалинемощью слабого или болезненного ребёнка. За что бранить детище, коему всёдосталось от матери и отца?..

Мудрость родного племени Волкодава никогда прежде неподводила. Не подвела и теперь. Перевернув лист, он обнаружил начало новойглавы и вдруг понял, что Хозяйка Судеб надумала за что-то его наградить. Бытьможет, за то, что в раздражении не захлопнул книгу посередине, решил всё-такидочитать. «Рассуждение третье, – гласил заголовок (выделенный, должнобыть, как и все прочие, красным), – разоблачающее низкий помысел Тиргея,сына дорожного мостника из предместья Арра».