— Ну, так как? — спросил священник поистечении пяти бесконечных минут. Все повернулись к нему.

— Если наши земляки и вправду не проболтаются,я думаю, мы сможем начать переговоры, — отвечал землевладелец, подбирая словаосторожно, чтобы их нельзя было истолковать превратно или просто переврать.

— Это славные, работящие, скромные люди, —подхватила хозяйка гостиницы, используя ту же стратегию, что и он. — Вотсегодня, например, когда булочник хотел выяснить, что же происходит, никто емуничего не сказал. На них можно положиться.

И снова стало тихо. Но на этот раз молчаниебыло тягостным, давящим, ничего не скрывающим. Тем не менее игра продолжилась,и теперь слово взял кузнец:

— Дело ведь не в скромности наших жителей, —сказал он. — А в том, что мы собираемся сделать это, зная, что это — аморальнои недопустимо.

— Что сделать?

— Продавать освященную землю.

По комнате прошелестел общий вздох облегчения.Практическую сторону вопроса можно было считать решенной и, стало быть, перейтик дискуссии на моральные темы.

— Аморально — видеть, как приходит в упадокнаш Вискос, — промолвила жена мэра. — Сознавать, что мы — последние, кто будетжить в нем, и что мечты наших пращуров, наших прадедов, Ахава, кельтов черезнесколько лет сгинут, как дым. Вскоре и мы с вами покинем Вискос — кто отправитсяв богадельню, кто сядет на шею детям, вынуждая их заботиться о нас — немощных,дряхлых, неприспособленных к жизни в большом городе, тоскующих по тому, чтооставили за спиной, стыдящихся того, что не нашли в себе достоинства передатьновому поколению дар, полученный от наших предков.

— Вы правы, — согласился кузнец. — Аморальнажизнь, которую мы ведем. Ибо когда Вискос уже почти разрушится, эти поля будутпросто брошены или куплены за бесценок, появятся машины, проложат новые дороги.Снесут дома и на их месте, на земле, обильно политой потом наших предков,возведут стальные башни. Хлеб станут выращивать машины, люди будут приезжать наработу, а вечером разъезжаться по домам, находящимся далеко отсюда. Какой позорвыпал на долю нашему поколению — мы допустили, чтобы наши дети покинули город,мы оказались неспособны удержать их рядом с нами.

— Мы просто обязаны спасти этот город. Любойценой, — сказал землевладелец.

Ему — единственному из всех — упадок Вискосасулил немалые прибыли: он мог скупить в нем все, а потом перепродатькакой-нибудь крупной компании, однако вовсе не был заинтересован в том, чтобыпочти за бесценок избавляться от земель, в недрах которых могли бы таитьсясокровища.

— А вы что скажете, святой отец? — обратиласьхозяйка гостиницы к священнику.

— Я толком разбираюсь лишь в моей религии, а воснове ее — жертва одного человека, которая спасла все человечество. И в третийраз наступило молчание — но ненадолго.

— Мне пора готовиться к субботней службе, —продолжал он. — Давайте соберемся еще раз, ближе к вечеру.

Все тотчас согласились с ним, назначили часвстречи. У всех был деловой и озабоченный вид, словно их ожидало нечто оченьсерьезное.

— То, что вы сейчас сказали, святой отец, —очень интересно, — с обычной своей холодностью произнес мэр. — Прекрасная темадля проповеди. Думаю, что всем нам следует сегодня присутствовать набогослужении.

Шанталь, больше уже не колеблясь, двинулась квалуну в форме « Y «, размышляя по дороге, как будет действовать, когда заберетзолото. Вернется домой, возьмет все деньги, переоденется, чтобы не зависеть откапризов погоды, спустится на шоссе, поймает попутную машину. И — никаких пари:здешний народ не заслуживает богатства, которое готово само свалиться ему вруки. Чемодан она брать не будет, чтобы никто не догадался, что она покидаетнавсегда Вискос со всеми его красивыми и бесполезными легендами, со всеми егобоязливыми и благородными жителями, с его баром, вечно переполненным посетителями,которые обсуждают изо дня в день одни и те же темы, с его церковью, куда онаникогда не ходила. Конечно, нельзя исключить и того, что на автовокзале ее ужебудет поджидать полиция — это в том случае, если чужестранец обвинит ее в кражеи т. д. и т. п. Но сейчас девушка была готова идти на любой риск.

И ненависть, которую она испытывала полчасаназад, сменилась иным, гораздо более сладостным чувством — Шанталь предвкушаламесть.

Ей нравилось, что именно она покажет всемсвоим землякам, сколько зла таится в глубине их якобы простых и добрых душ. Всеони мечтают о возможности совершить преступление — всего лишь мечтают, ибоникогда не отважатся ни на какое деяние. Так и продремлют они до скончанияубогого своего века, твердя про себя, что они благородны, не способны совершитьничего противозаконного, всегда готовы любой ценой защитить достоинство своегогородка, — но при этом будут знать, что только страх не дал им убитьневиновного. По утрам они будут восхвалять себя за душевную цельность, а поночам — проклинать за то, что упустили такую возможность!

На протяжении ближайших трех месяцев в баребудут говорить только о том, какие порядочные и благородные люди проживают вВискосе. Затем наступит охотничий сезон, и на некоторое время тема эта заглохнет,ибо иностранцам ничего знать не надо: им нравится думать, что их занесло вблагословенную глушь, где все — друзья, где неизменно правит добро, где природащедра, а местные продукты, продающиеся в ларьке, который хозяйка гостиницыименует «лавочкой», — просто пропитаны этой бескорыстной любовью.

Но вот завершится сезон, и горожане на свободеснова примутся обсуждать эту тему. Но на этот раз — поскольку много вечеровкряду размышляли они об упущенном богатстве — они начнут выдвигать иобосновывать причины такого своего поведения, допытываться, почему же все-такиникто не набрался храбрости во тьме и тишине ночи пристукнуть никому не нужнуюстаруху Берту в обмен на десять слитков золота? Почему пастух Сантьяго, которыйкаждое утро гонит свое стадо на горный склон, не пал жертвой несчастного случаяна охоте? Так и будут они перебирать возможные варианты — поначалу перебарываястыд, а потом со злобой.

Пройдет год, и лютой ненавистью возненавидятдруг друга жители города — уникальный шанс выпал Вискосу, а он его упустил.Вспомнят тогда и про нее, про Шанталь Прим, которая, наверное, подсмотрела, гдечужестранец прячет золото, прихватила его с собой да и исчезла бесследно. Воттогда и начнут перемывать ей кости, поминать ее лихом — неблагодарную неимущуюсироту, которой после того, как не стало ее бабушки, все помогали кто чем мог,которая, не сумев найти себе мужа и уехать, устроилась на работу в бар, котораяспала с постояльцами отеля, выбирая, как правило, тех, кто постарше, котораястроила глазки всем туристам, выпрашивая чаевые пощедрее.