– Да. И по-моему, надо было ее вызвать.

– Даже когда Селия призналась?

– Я думаю, да. Я не считаю, что такие поступки должнысходить людям с рук.

– То есть нечего покрывать воров, приписывая им клептоманию,да?

– Ну… примерно так.

– А вместо этого все кончилось хорошо, и мисс Остин ужеслышала свадебные колокола.

– Ну, от Колина Макнаба всего можно ожидать, – злобноответила Джин Томлинсон. – Я уверена, что он – атеист. И вообще он – скептик ициник, очень неприятный молодой человек. Не удивлюсь, если выяснится, что он –коммунист!

– Неужели? – воскликнул инспектор Шарп и покачал головой: –Ай-ай-ай.

– Я глубоко убеждена, что он поддерживал Селию потому, чтодля него частная собственность не священна. Он, видно, считает, что чужое братьне зазорно.

– Но все-таки, – возразил инспектор, – мисс Остин самапризналась в кражах.

– После того, как ее уличили, – резко парировала Джин.

– Кто ее уличил?

– Ну, этот, мистер… как его звали… Пуаро, который приходил кнам.

– А почему вы решили, что он ее уличил? Он ничего подобногоне говорил. Он просто посоветовал вызвать полицию.

– Ну, значит, он дал ей понять, что знает. И, увидев, чтоигра проиграна, она поспешила покаяться.

– А как насчет конспектов Элизабет Джонстон? Она и в этомсозналась?

– Честно говоря, не знаю. Наверное.

– Ошибаетесь, – сказал Шарп. – Она упорно настаивала насвоей непричастности к этому делу.

– Ну, может быть. Пожалуй, здесь она действительно невиновата.

– На ваш взгляд, тут замешан Нигель Чэпмен?

– Да нет. Скорее Акибомбо.

– Правда? Почему?

– Из зависти. Цветные вообще страшно завистливы и истеричны.

– Интересно… А когда вы в последний раз видели Селию Остин?

– В пятницу вечером, после ужина.

– Кто пошел спать раньше: она или вы?

– Я.

– Вы не заходили потом к ней в комнату?

– Нет.

– А кто, по-вашему, мог подсыпать ей в кофе морфий – если,конечно, его подсыпали в кофе?

– Понятия не имею.

– Скажите, а никто из студентов не держал морфий вобщежитии?

– Да нет… наверное, нет.

– Вы как-то нерешительно отвечаете, мисс Томлинсон.

– Я просто подумала… Понимаете, тут был один глупый спор.

– Какой спор?

– Однажды наши мальчики поспорили…

– О чем же?

– Они спорили об убийствах, о том, каким способом можноубить человека. И в частности, о ядах.

– А кто участвовал в споре?

– По-моему, начали его Колин с Нигелем, потом к нимприсоединился Лен Бейтсон… да, еще там была Патрисия.

– Вы не могли бы вспомнить поточнее, о чем они говорили? Каквозник спор?

Джин Томлинсон немного подумала.

– По-моему, сначала они спорили об отравлениях… дескать, яддостать трудно, и убийца обычно попадается либо при попытке купить яд, либопотом полиция нападает на его след. А Нигель сказал, что вовсе не обязательно.Он утверждал, что может достать яд тремя различными способами и ни одна живаядуша ничего не узнает. Лен Бейтсон сказал, что Нигель болтает чепуху, а Нигельвозразил, что готов доказать свою правоту на деле. Пат, естественно, поддержалаНигеля – она сказала, что и Лен, и Колин… да и Селия тоже могут раздобыть яд вбольнице. Но у Нигеля на уме было совсем другое. Он сказал, что Селия не можетнезаметно стащить препарат из аптеки. Рано или поздно его хватятся и поймут,как он исчез. Но Пат с ним не согласилась; ведь Селия может, сказала она,вылить содержимое пузырька и налить туда что-нибудь другое. Колин засмеялся исказал, что пациенты забросают врачей жалобами. Но Нигель, оказывается, несобирался прибегать к особым ухищрениям. Он сказал, что хотя он и не имеетпрямого доступа к лекарствам – ведь он не врач и не фармацевт, – однако всеравно ему ничего не стоит достать яд тремя различными способами. Тут ЛенБейтсон сказал: «Ну, допустим, а какими?» А Нигель ему в ответ: «Сейчас я этогоне скажу, но давай поспорим, что через три недели я продемонстрирую тебе трипузырька со смертельными ядами». А Лен сказал: «Я готов поспорить на пятьфунтов, что у тебя ничего не выйдет».

– И что дальше? – спросил инспектор, видя, что Джин умолкла.

– Разговоры о ядах на какое-то время прекратились, нооднажды вечером – мы сидели в гостиной – Нигель сказал: «Ну что ж, ребята, ясвое слово сдержал». И положил на стол упаковку таблеток гиосцина, пузырек снастойкой наперстянки и маленький флакончик с тартратом морфия.

Инспектор отрывисто произнес:

– Флакончик с тартратом морфия? На нем была наклейка? А надругих ядах?

– Я не заметила, но, по-моему, там не было больничныхэтикеток.

– И что произошло дальше?

– Разумеется, начались разговоры. Лен Бейтсон сказал: «Учти,что, если теперь ты кого-нибудь убьешь, тебя найдут в два счета». А Нигельответил: «Ошибаешься. Я не медик, к больницам отношения не имею, так что никомуи в голову не придет меня подозревать. Тем более что я эти яды не покупал». А КолинМакнаб вынул трубку изо рта и произнес: «Да тебе бы никто и не продал безрецепта». В общем, они попререкались, но в конце концов Лен признал себяпобежденным. «Правда, сейчас у меня нет денег, но я заплачу, не сомневайся, –сказал он и добавил: – А что мы будем делать с вещественными доказательствамитвоей правоты?» Нигель усмехнулся и ответил, что лучше выбросить их от грехаподальше, и тогда они вытряхнули таблетки и бросили их в огонь. Порошок морфияони тоже сожгли, а настойку наперстянки вылили в туалет.

– А куда они дели пузырьки?

– Не знаю. Наверное, выкинули в корзину для мусора.

– А яды они точно уничтожили?

– Да, конечно. Я своими глазами видела.

– Когда это случилось?

– Недели две назад… примерно…

– Понятно. Спасибо, мисс Томлинсон.

Однако Джин уходить не торопилась, ей явно хотелось узнатьпобольше.