— Рождением нашей Вселенной, чем же еще? Нет, говорит,более важной проблемы, чем понять, откуда и как все взялось. Если это поймем,то все остальное станет как на ладони. Не знаю, может быть, и правда, но мнегораздо важнее заниматься человеком, чем всей Вселенной.

Мрак поддакнул:

— Ты права, человек важнее. Разрешаю начать с меня.Тигги спросила наивно:

— А что такое нанотехнология? Виктория когда-топыталась мне объяснить, но…

Виктория фыркнула. Мрак, улыбаясь, объяснил серьезно:

— Ты знаешь, что такое метр?.. А дециметр?.. Асантиметр?.. Миллиметр?.. Так вот, нанометр — это миллиардная часть метра.Примерно четыре атома в длину. Вот и все.

Тигги просияла.

— Так просто?.. Ну почему мне никто так не объяснил?Все только важно надували щеки, говорили непонятные слова… Какой ты, Мрак,умный!

Мрак гордо выпятил грудь.

— Умный? Да, я сам так иногда думаю.

Виктория не сняла очки даже за столом, ведь смотреть вот такпросто, как делали дикари, без специальных очков, такая же грубость и дикость,как, к примеру, схватить зайца, загрызть и пожирать, используя только руки изубы. Точно так же, как зайца сперва нужно разделать специальнымиинструментами, затем приготовить по сложным рецептам, а потом есть изысканноемясо на красивом блюде, используя нож и вилку, приправляя перчиком, аджикой,чесноком и прочими специями, так же некрасиво и неэстетично смотреть напейзажи, людей, здания, машины без специальных очков, обрабатывающих информациюи подающих ее, готовую к употреблению, то есть восприятию.

Олег перехватил ее испытующий взгляд, ответил примиряющейулыбкой. Виктория уже начала свое превращение в зачеловека: вмонтированныйпрямо в ухо микрофон, а крохотный ларингофон закреплен на голосовых связках,что позволяет вести переговоры беззвучно, сложная программа правильнорасшифровывает колебания и переводит в слова. Правда, сам ларингофон великовати дорог, и научиться им пользоваться непросто, потому в быт еще не вошел, нопервые энтузиасты уже юзают вовсю…

Мрак придержал Тигги, сказал:, вышел на кухню и тут жевернулся с четырьмя чашками с абсолютно черным напитком. По комнате растексябодрящий запах кофе. Тигги сияла и гордо смотрела на Викторию, та отхлебнулаосторожно, посмаковала, кивнула одобрительно:

— Прекрасно! Хоть что-то мужчины умеют. Научите нашумилую Тигги. А то пьет всякую дрянь, думая, что так цвет лица будет лучше. Хужетого, и друзей таким же пойлом пичкает.

— Кофе вреден, — сказала Тигги обиженно. — Отнего лицо желтеет. Ой, нет, это от морковки желтеет, а от кофе — коричневеет.

— Ну да, — согласилась Виктория. — А отсалата — зеленеет.

Олег улыбнулся, а Виктория с отвращением взглянула в сторонутелепанели, пробормотала:

— Черт знает, что такое… Почему ты всегда включаешь этумуть?

Мрак оглянулся, Олег по отблеску на противоположной дверцешкафа составил картинку, довольно отвратительную, и бодрую надпись над нею:хмыкнул, посмотрел на Викторию. Вид ее был грозен.

— Не любите? — спросил он с сочувствием. Иподумал, что Тигги права, ее подруга слишком ригористична. — Хотя, выправы, это трудно любить.

— Любить? — проговорила она с холоднымгневом. — Знаете ли, можете считать меня кем угодно, но я бы прямо сейчасотправляла этих людей в газовые камеры! И не надо смотреть на меня с такимужасом!

Он чуть раздвинул губы в усмешке.

— Не надо ощетиниваться. Я такое же чудовище. Просто выслишком опережаете других, вот на вас и смотрят так. Но через несколько летваши оппоненты будут повторять ваши слова, как свои.

Она переспросила с недоверием:

— Да? Хорошо бы. А что буду говорить я? Каков вашпрогноз?

Он подумал, ответил осторожно:

— Дело даже не в прогнозе… Одна мысль пришла. Пойдемтена балкон, там лучше думается.

Виктория оглянулась на хохочущих Мрака и Тигги, поморщилась.

— Вы правы, здесь шумно.

С утра мелкие тучки часто закрывали солнце, и город топогружался в полумрак, то блистал входящими в моду зеркальными стенами. Поснова и снова расширяемым улицам безостановочно струятся потоки автомобилей,компьютерная навигация заранее предугадывает возможные пробки и направляетчасть машин по боковым улицам, по четвертому, пятому или шестому кольцу,автомобили поспешно устремляются в туннели или хайвеи, город окутан густойинформационной сетью, чувствуется присутствие огромных энергий.

Олег держал в руке чашку с кофе, она снова полна, Викторияозадаченно подумала, что какой-то сбой в ее восприятии: кофе выпили все, онавидела, но этот человек с суровым и невеселым лицом снова подносит чашку корту, делает большой глоток. Взгляд зеленых глаз устремлен поверх крыш ближайшихдомов.

— Здорово, — сказал он со страннойинтонацией. — А ведь совсем недавно здесь носились, потрясая копьями,одетые в шкуры люди… Вон там к берегу лепились крохотные избушки, а здесь шумелдремучий, не проходимый ни для конного, ни для пешего лес. А потом выросли домапобольше, появились повозки, коляски, кареты, и вот уже не успели глазоммигнуть, как автомобили на газовом топливе!

Она скупо усмехнулась:

— Как у вас все просто. А по мне, так каждый годтянется, тянется, тянется, никак не может переползти из зимы в весну, а извесны в лето… Вы не археолог?

— Нет.

— А похоже.

— Почему?

— Очень красочно расписали, как здесь древние людижили. Я прямо их ощутила, даже увидела.

Он отмахнулся:

— Пустое. У вас просто яркое воображение. Стимуляторыиспользуете?

— Да, — ответила она спокойно и посмотрела свызовом. — Это плохо?

— Нет, конечно, — ответил он. — Я васразочаровал? Простите… Вы так красиво ощетинились, готовы к драке, а я неподставился.

— Вы в самом деле полагаете, — переспросила она снекоторым удивлением, — что это хорошо?..

— Я же сказал.

— А вы сами…

Он покачал головой:

— Не пользуюсь. Но вовсе не потому, что я зеленый илиалармист, как вы подумали. Нет, просто мой мозг и так работает… почти на полнуюмощность.

Она прямо смотрела ему в лицо.

— Судя по материалам о мобагрессии, это так. Но как вамэто удается? Я что-то упустила?

Он замялся в затруднении, она смотрит на него с жаднымвниманием, в глазах мольба: ну скажи же, что еще сделать? какой имплантатвживить, какие допинги использовать, чтобы стать еще сильнее, разумнее, ближе кбудущему, которое, конечно же, светлое, чистое, радостное, без всей этой грязии мерзости, что составляет большую часть нынешней жизни.