Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Расстрелять их всех. Незадолго до отъезда случилось еще одно зловещее знамение: человека, который был курьером Вириата, поймали на выходе из дома испанского консула. Он утверждал, что поехал оформлять свой паспорт, но никаких документов при нем не оказалось. Торрихос решил закрыть на это глаза, и в ночь на 30 ноября две валенсийские рыболовецкие баржи отправились в Малагу. На них находилось шестьдесят заговорщиков, включая Бойда, а также немного провианта, винтовки, манифесты и трехцветные флаги. Также на борту царили надежда и сильный страх. Тем не менее баржи продвигались вперед и казалось, что все идет по плану. За все это время на них никто не напал, перед их глазами проплывали Эстепона и Марбелья, так что, должно быть, они уже были недалеко от Малаги. Спустя сорок часов после выхода из Гибралтара они наконец прибыли на место. И, как и ожидалось, появился «Нептун» – корабль береговой охраны. Но вопреки плану «Нептун» открыл по баржам огонь. Было очевидно, что они угодили в ловушку.
Торрихос и его команда прыгнули в воду и плыли, пока не добрались до пляжа, а потом в насквозь промокшей одежде и с вымокшим оружием бежали в глубь города, чтобы спасти свои жизни. Наверняка они не знали, но могли догадываться по пушечному огню, крикам и выстрелам из винтовок, что губернатор данной территории отрезал им доступ к населению и мобилизовал все имеющиеся войска с целью «захватить и уничтожить» заговорщиков, поэтому они отступали, и им не оставалось ничего другого, как подняться в горы и искать убежища среди скал. Спустя два дня, проведенные в постоянном движении, без еды и воды, они наткнулись на фермерский дом. Остановиться означало быть пойманными, но в противном случае они бы умерли от истощения. Поэтому заговорщики решили, что дальше не пойдут. Им удалось немного поесть и поспать, но с первыми лучами солнца послышались первые выстрелы. Они были окружены.
Торрихос, который понимал, что сопротивление было бесполезно, попросил провести переговоры с Висенте Гонсалесом Морено, губернатором и его бывшим товарищем по оружию в войне против Наполеона. Нам неизвестно, о чем они разговаривали, но вполне возможно, что в тот момент Торрихос уже догадался о том, что произошло: Гонсалес Морено на самом деле был Вириатом. Или, по крайней мере, он был человеком, стоявшим за этим обманом. Все было ложью. Его личность, обещания войск, преданность делу и шанс на восстание существовали лишь на бумаге, в письмах. Это была ловушка, целью которой было выманить Торрихоса из Гибралтара и поймать его. И она сработала. Губернатор дал Торрихосу шесть часов на то, чтобы сдаться. И в это же время, не сказав об этом Торрихосу, он отправил посыльного в Мадрид, чтобы сообщить королю о задержании мятежников и попросить подтверждения приговора, который он намеревался исполнить: расстрелять их всех.
* * *
Священное дело свободы. Торрихос подарил свой меч и пистолет хозяину поместья в качестве извинения за предоставленные неудобства, а потом вместе со своими людьми сдался, и их повели пешком из гор в Малагу. Их всех заключили в одну и ту же тюрьму, всех, кроме их предводителя – его отправили в казарму, в которую он вошел с высоко поднятой головой, бросая укоризненные взгляды. Там его продержали пару дней без какой-либо связи с внешним миром, а потом посадили в карету, сказав, что собираются перевести его в Мадрид. Это тоже было ложью. И Торрихос понял это, когда увидел, как карета ехала по направлению к монастырю: «Похоже, поездка будет короче», – пошутил он. Конечно, он оказался прав: если они направлялись в такое место, это означало только одно – он должен был примириться с Богом, потому что через пару часов его планировали расстрелять.
Когда товарищи Торрихоса тоже прибыли в монастырь, он встретил их и обнял каждого. К тому моменту, как им зачитали приговор, они уже два с лишним дня ничего не ели и не пили. Посыльный губернатора примчался с подтверждением от короля: их будут казнить без суда. У губернатора даже было разрешение епископа на проведение казни в воскресенье. Тогда Торрихос, словно пятнадцатилетний юнга, просил помиловать невиновных, которые не имели никакого отношения к его заговору, но никто не откликнулся на его мольбы. Затем он попытался успокоить Бойда, говоря ему, что британский консул обязательно вмешается и вызволит его. Ирландец же прекрасно знал, что этого не произойдет. Поэтому он попросил бумагу и перо, чтобы написать своему брату: «Когда до тебя дойдет это письмо, я уже буду гнить в могиле на чужбине». Торрихос сделал то же самое и в последний раз обратился к своей жене: «Малага, монастырь Богоматери Кармельской, 11 декабря 1831 года и последний день моего существования. Любимая моя Луиза, я скоро погибну, но погибну я смертью храбрых».
Много лет спустя это место посетит художник Антонио Гисберт и встретится со свидетелями того события, чтобы нарисовать знаменитую картину расстрела Торрихоса и его товарищей. На ней можно увидеть Бойда, бледного, с рыжей копной волос, смотрящего куда-то вниз, возможно, на песок пляжа, на котором подойдет к концу его жизнь, или на тела тех, кто пал сразу же после первых залпов. На тот момент Бойду было 26 лет. Через двух человек от него стоит пытающийся сохранить самообладание Торрихос. Некоторые говорят, что он умер, выкрикивая: «Стреляйте, не бойтесь!», другие же утверждают, что он сказал: «Да здравствует свобода!». Будто бы на долю заговорщиков выпало недостаточно унижений, их трупы были вывезены с пляжа на мусорной тележке.
Фернандо VII погибнет жертвой своей жалкой жизни, а губернатора Малаги