– Ну, что вы, в метро сейчас давка, и восемнадцатыйтроллейбус редко ходит. Я бы ждал его до сих пор. Вы задаете мне общие вопросы,но я чувствую, вы хотите поговорить о вашей жене.

«Конечно, молодой человек ни на что не намекает, – успокоилсебя Курочкин, – просто пуганая ворона куста боится. Особенно после случая стой женщиной… Как ее звали? Не могу вспомнить… Ведь впервые я отправил к Амалииженщину с совершенно здоровым плодом. Раньше тоже приходилось отправлять, нодобровольно, за хорошие деньги, по предварительной договоренности. А чтобы так,усыпив…»

Курочкин поймал себя на том, что ему страшно. Впервые загоды работы с Амалией Петровной он боялся не ее, а самого себя. Одно дело –отправлять на искусственные роды беременных с уродливыми, нежизнеспособнымиплодами, или проворонивших первые месяцы юных вертихвосток, которые былирады-радешеньки избавиться от нежеланного ребенка, да еще заработать на этом,или многодетных матерей, живущих на грани нищеты. Да мало ли какие бывалиситуации, позволяющие и совесть успокоить, и гонорар получить…

Между тем они выехали из пробки, и Гоша развернул машину.

– Я знаю обходной путь, – объяснил он, – придется сделатьнебольшой крюк, зато никаких пробок. Так вот, Дмитрий Захарович, я еще хотелвас спросить про ультразвук. Там на экране человечек виден или что-то такоерасплывчатое? Вот если бы я смотрел на экран, когда вы делали ультразвук моейжене, я бы мог разглядеть своего будущего ребенка?

– Вы бы увидели только расплывчатые формы, в которыхразобраться может исключительно специалист. – Курочкина даже позабавилодилетантство молодого человека, и он добавил:

– А вам бы хотелось, наверное, увидеть на экране малыша, сушками, глазками?

– Да, – признался Гоша, – хотелось бы. Ну хотя бы видно, каксердце бьется?

– Да, безусловно. То, что перед вами отдельное живоесущество, вы поймете сразу.

– Интересно… Так вот, моя жена, Маша Гринева, приходила квам в среду вечером. Или во вторник. Точно не помню, но вечером. Вообще-то мыпоженилсь недавно, она все никак не может привыкнуть к новой фамилии, частопредставляется своей девичьей. А девичья у нее – Мироновa. Мария ИвановнаМиронова. Или Гринева – по мужу. Не помните?

– Что-то очень знакомое, – наморщил лоб Курочкин, новспомнить не мог.

Хлопья липкого снега залепили стекла, ничего не было видно.Они ехали уже долго, и, взглянув на спидометр, Курочкин с удивлением обнаружил,что стрелка перепрыгивает за сто километров. И вдруг совершенно неожиданноподала голос все время молчавшая сестра молодого человека:

– Конечно, Мария Ивановна Миронова вам знакома. Только вконсультацию к вам она не приходила, поскольку жила очень давно, ввосемнадцатом веке, в славные времена Екатерины Великой и Емельки Пугачева.

Что-то екнуло у Курочкина внутри. Голос женщины… Где он могслышать его раньше?

– У вашей сестры все в порядке с чувством юмора, – взяв себяв руки, заметил он. – А собственно, куда мы едем?

– Уже приехали, – усмехнулся молодой человек.

– Остановите машину! Что вам от меня нужно? – закричалКурочкин.

Машина затормозила, и он увидел, что вокруг-какой-тореденький заснеженный лесок. Он стал нашаривать застежку ремня, не нашел,задергал дверцу, позабыв, что она заперта.

– Не нервничайте, Дмитрий Захарович, – повернулся к немумолодой человек, – мы не грабители, не убийцы. Сейчас я зажгу свет, выоглянетесь назад и сразу все поймете.

У Курочкина пересохло во рту. При слабом свете он разгляделженщину, которая сняла очки и шапочку.

– Вы только ответите нам на несколько вопросов, мы запишемваши ответы на пленку, потом сразу развернемся и отвезем вас домой, – сказалаженщина, доставая из маленького диктофона кассету и вставляя новую, – перваячасть ваших ответов записана. Это были косвенные ответы на косвенные вопросы.Теперь поговорим конкретно. Я не спрашиваю вас, узнали вы меня или нет. Вижу,узнали. Я спрашиваю – первое: кто ваш заказчик?

– Я заявлю в милицию; – прошептал Курочкин.

– Обязательно заявите. Этим вы только облегчите нашу задачу.Прямо завтра утром идите и заявляйте.

Курочкин молчал. Гоша шумно вздохнул.

– Дмитрий Захарович, вы задерживаете нас и себя.

– Выключите диктофон, – простонал Курочкин, – мне плохо ссердцем.

– Что вы предпочитаете – валидол, нитроглицерин, валокордин?У меня есть все. Я предвидел вашу реакцию. – Гоша участливо заглянул ему влицо.

– Дайте таблетку валидола и выключите диктофон. Тогда хотьчто-то вам скажу. Иначе буду молчать до утра.

– Диктофон мы выключать не будем. Иначе наша беседа простопотеряет смысл. – Лена вздохнула. – Не думаю, что вы можете поведать намчто-то, чего мы не знаем, разве только некоторые технические детали. Но суть нев них. Я помогу вам и напомню, что произошло два дня назад.

Курочкин молчал, посасывая валидолину.

– Вам заплатили за то, чтобы усыпить меня и отправить вЛесногорскую больницу, – продолжала Лена, – то есть усыпить вы решили потом,когда поняли, что я вам не поверила и сейчас уйду. В маленькой Лесногорскойбольнице работает некто Зотова. Ей нужна была не именно я, а просто живойматериал, сырье для изготовления чудодейственного препарата. Я попалась вам подруку. Заказ, вероятно, был срочный. Пришлось применить насилие.

– Бред! – выкрикнул Курочкин. – Я понимаю, вы потерялиребенка, продолжил он уже спокойно, – это сильное потрясение. Но уверяю вас,ребенка уже не было, когда вы пришли ко мне. Он был уже мертв, и комедией смоим похищением вы его не вернете.

И тут Лена засмеялась. Это не было истерикой. Она хохоталавесело и так заразительно, что вслед за ней засмеялся и Гоша. От этого дружногохохота Курочкину стало еще страшней.

– Я смеюсь над ващей тупой самонадеянностью, – объяснилаЛена, вытирая слезы, – вы так уверены, что моего ребенка уже нет, толькопотому, что вы, доктор Курочкин, изволили объявить его мертвым. Ваши хозяевагоняются за мной по всей Москве, чтобы убить его, а теперь, уж конечно, и меня.Между тем должна вас огорчить: моя девочка жива и здорова, отлично себячувствует и родится тогда, когда придет ее срок, то есть в конце февраля –начале марта. Ей наплевать на вас и на вашу дуру Зотову!

«Она прошла еще одно обследование, – с ужасом подумалКурочкин, – иначе откуда ей знать, что у нее девочка? И почему ребенок еще…»Все путалось у него в голове, сердце опять заболело.