Зоя Генриховна не испугалась и даже не удивилась. Онарешила, что пришли грузчики за буфетом, а дверь им открыла Лена, ужевернувшаяся с прогулки. Белый халат ее тоже не смутил – мало ли, как одетгрузчик.

Водила и Колян, обнаружив, что в комнатах никого нет, тожевошли в кухню. А Ржавый все стоял и смотрел на старуху.

– Ну что вы, товарищи, начинайте, – приказала ЗояГенриховна. Первым нашелся Водила.

– Во-первых, бабуля, здравствуйте, – сказал он.

– Ну здравствуйте, здравствуйте, – Зоя Генриховна явнотеряла терпение, что вы стоите? Вы будете буфет выносить или нет?

Ржавый моментально просек ситуацию.

– Конечно, бабуля, не переживай, за тем и пришли. А гдемолодая-то хозяйка?

– Зачем она вам? Вы свое дело делайте.

– Здесь она или нет? – раздраженно крикнул Водила.

– Конечно, здесь, кто же вам дверь-то открыл? Все, хватитболтать, начинайте работать, товарищи! – Зоя Генриховна начала сердиться, онаеще ничего не поняла. Но, заметив, что трое молодых людей продолжают стоятьперед ней, не прикасаясь к буфету, внутренне напряглась.

Правда, было утро, а, по ее представлениям, грабители излодеи проникали в квартиры исключительно ночью. Немного успокоившись, онапозвала своим громовым голосом:

– Лена! Лена! Ты где? Ответа не последовало.

– Как вы сюда попали? – Старуха встала, отложила газету иуставилась на молодых людей строгим взглядом партийного руководителя.

– Дверь-то у вас не заперта, – мягко, как бы оправдываясь,произнес Ржавый и подошел к Зое Генриховне вплотную, – так где же Лена? ЗояГенриховна побледнела и отступила назад.

– Зачем она вам?

Водила оказался у старухи за спиной.

– Слушай, ты, старая сука. Если ты сию минуту не скажешь,где она, мы тебе голову оторвем.

Колян заметил в руках Водилы шнур-удавку. Ему стало страшно.Сейчас они прикончат старуху. Много ль старушенции надо? Да, они устали, можносказать, озверели оттого, что не могут вторые сутки поймать одну несчастнуюбеременную бабу. Да, Водила и Ржавый – отморозки, рано или поздно сядут опять.Но он, Колян, не уголовник, у него еще ни одной «ходки» не было, на кой чертему все это сдалось, больших денег захотелось…

Рука старухи дернулась к стоящему на столе телефону, ноРжавый перехватил эту руку и намертво зажал.

– Где она? – еще раз спросил он, выкручивая хрупкиестарческие суставы.

Лицо Зои Генриховны стало белым как бумага, но она даже невскрикнула от резкой боли. Конечно, сейчас можно было бы громко позвать напомощь, но кто услышит? Стены дома толстые, добротные, никакойзвукопроницаемости.

– Ничего не знаю! Ничего вам не скажу! – превозмогая боль,Зоя Генриховна смотрела Ржавому в глаза.

– Скажешь, скажешь, старая сука. – Водила легким движениемнакинул удавку старухе на шею. Ржавый поймал и ухватил ее вторую руку.

– Уехала она, – прошептала Зоя Генриховна, когда удавкалегонько сдавила ей шею, – уехала давно, два часа назад.

– А что же ты ее звала? – вкрадчиво спросил Ржавый,заглядывая в выцветшие старушечьи глаза.

– Забыла я, не знала, – голос ее был тихим, как никогда.

«Только бы девочка сейчас не вернулась, – повторяла просебя, как заклинание, Зоя Генриховна. – Господи, сделай так, чтобы Леночкасейчас не вернулась, Господи, помоги ей!»

Мутная волна застлала Ржавому глаза. Он сам не заметил, каксаданул старухе коленом в грудь. Она скорчилась и стала падать прямо наРжавого. Водила не успел отпустить удавку, и шнур впился в дряблую шею. НаРжавого что-то нашло. Перевернув носком ботинка тело старухи на спину, он сталколотить ногами без разбора – в живот, в грудь, в лицо.

Боль была такой страшной, такой нереально жестокой, что ЗоеГенриховне показалось, будто и не с ней все это происходит. Кухня, лицобандита, мятный запах жвачки из его рта – все закрутилось и поплыло куда-товниз. Там же, внизу, в липком розовом тумане, осталась боль; стало легко ихорошо. Сквозь медленный, чистый снег на нее глядел покойный муж Вася,протягивал руки и ласково говорил: «Все, Зоюшка, все уже кончилось, не бойся,иди ко мне, отдохни».

И Зоя Генриховна легко побежала сквозь прозрачный,сверкающий снег к нему навстречу.

* * *

Ржавый опомнился от того, что Водила орал ему прямо в лицо:

– Ты что, охренел?! Она же мертвая!

Тяжело дыша, Ржавый огляделся.

– Так, Колян, – деловито произнес он, – быстро возьмипростыню в комнате. Быстро, я сказал!

Глаза Коляна испуганно перебегали с Водилы на Ржавого:

– Зачем вы ее замочили? Что теперь делать?

– Делай что говорю, придурок. Неси простыню!

– А где? – Колян никак не мог опомниться.

Водила вбежал в комнату, вытянул простыню из незастланнойпостели Зои Генриховны, аккуратно расправил сверху одеяло.

– Носилки давай. Подняли. Положили, – командовал Ржавый.

– Что? Куда? – бормотал Колян, помогая укладывать тело наносилки.

Сорвав с крючка кухонное полотенце, Ржавый, быстрымдвижением вытер кровь с лица покойницы, затем стер несколько небольших кровавыхпятен с линолеума. Полотенце он подпихнул под простыню, которой до подбородкабыло закрыто тело.

Окинув кухню придирчивым взглядом, Ржавый спокойно сказал:

– Все, братва. Быстро линяем.

Они вышли, легко подхватив носилки, захлопнули двери и сталиспокойно ждать грузовой лифт. Если теперь кто-нибудь их увидит – они бригада«скорой», приехали по вызову, женщине плохо стало, забирают ее в больницу,очень спешат. Кому в голову придет усомниться?

* * *

Лена гуляла с Пиней уже почти час. Пес разыгрался, никак нехотел идти домой. Наконец он дал пристегнуть поводок. Лена решила сначала зайтив гастроном, который находился через дорогу, купить какой-нибудь еды, потомвернуться, позавтракать, покормить Пиню.

Она стояла в небольшой очереди к кассе и смотрела сквозьстекло на Шмитовский проезд. Здесь еще ходили трамваи, которых в Москве ужепочти не осталось. Трамвай лениво прозвенел, постоял на остановке, тронулся.Сразу за ним Лена увидела «скорую».