Но материала требовалось все больше. Зотова начала давить наменя сначала потихоньку, исподволь. И вот пошла в работу так называемая группариска. Знаете, беременные с диабетом, с гипертонией, с пороками сердца.

Я начал пугать: «Можете умереть во время родов». Но тут,конечно, было сложней. Дело ведь не в патологии, а в психологии. Хочет женщинаребенка – она родит его под страхом смерти. Хочет избавиться от него –избавится тоже под страхом смерти… Простите, молодой человек, у вас случайнонет сигареты?

– Да, конечно. – Гоша достал пачку «Мальборо».

– Я открою окошко, если позволите? – Курочкин жаднозатянулся, выпустил струйку дыма в открытое окно и продолжал:

– А с вас, Елена Николаевна, вероятно, начался уже третийэтап. Сырье потребовалось очень срочно, а запасов не оказалось. На Зотовунажали, она, в свою очередь, нажала на меня и, вероятно, еще на несколькихтаких, как я, поставщиков. Я не знаю, кто они и сколько их, но думаю, я из нихсамый исполнительный. – Курочкин усмехнулся. Вы подвернулись под горячую руку.Я хотел, чтобы она отстала от меня на какое-то время. Вот и все.

– Спасибо, доктор, – вздохнула Лена.

Курочкина отвезли домой. Весь путь до Черемушек проехалимолча. Перед тем как выйти из машины, Курочкин сказал:

– Елена Николаевна, вы правы. У вас действительно будетдевочка. Здоровенькая девочка. Подумайте о ней. Вас убьют, если вы станетедействовать подобным образом. Чем больше будете шуметь, тем вернее убьют. Изакон вас не защитит. И никто не защитит.

Не дождавшись ответа, он вышел из машины и аккуратно прикрылза собой дверцу.

Лидия Всеволодовна Глушко была пятой в очереди в кабинетультразвука. Она сосредоточенно вязала синий свитер для сына Васи. Сыновей уЛидии Всеволодовны было трое. Старшему, Михаилу, восемь, среднему, Васе, пять.Младшему, Данилке, два годика.

Самой Лидии Всеволодовне было всего двадцать девять, новыглядела она ровесницей своего сорокалетнего мужа Георгия. От родов икормлений фигура расплылась, волосы поредели.

Теперь Лида была опять беременна.

Для нее, человека православной веры, об аборте не могло бытьи речи: это смертный грех. Грехом было и то, что она не хотела этого ребенка. Аона его не хотела и честно признавалась себе в этом.

Каждая копейка в доме была на счету. Георгий Глушко работал мастеромна часовом заводе, получал не так уж мало, но семья-то какая!

Лида вязала свитер для Васи и думала о том, что Мише порапокупать новые ботинки. Нога у мальчика растет не по дням, а по часам. Причемстарые ботинки не только малы, но и до дыр изношены, значит, Васе уже неперейдут. А у Васи в детском садике почти у всех детей есть конструкторы«лего». Васе, конечно, тоже хочется. Поиграть ему не дают, а покупать – дажеподумать страшно, сколько эти кусочки пластмассы стоят… Да еще позавчера воспитательницаей сказала:

"Вы меня, конечно, простите, но ваш Вася проплакалсегодня весь тихий час. Его бомжонком обозвали. Знаете, дети злые бывают. Вы ужодевайте его как-нибудь получше, а то все штопаное-перештопаное ".

И надо же – четвертый ребенок. Одно утешение – может,наконец родится девочка. Но так тоже нельзя. Кого даст Бог, того и даст. Ивсе-таки хотелось девочку… Сегодня на ультразвуке, возможно, скажут, кто там.Уже двадцать две недели, можно определить.

Врач, молодая элегантная женщина, молча смотрела намерцающий экран. Потом отошла к столу, стала что-то быстро писать.

– Мне можно одеваться? – робко спросила Лида.

– Да, конечно, – вскинула на нее искусно подведенныесветло-карие глаза докторша.

«Ведь она наверняка моя ровесница, – подумала Лида, – а какхорошо выглядит. Стройненькая, волосы шикарные. А я…»

– Садитесь, пожалуйста. Как вы себя чувствуете? Тошноты,головокружения нет?

– Да вроде все нормально, – пожала плечами Лида.

– Сейчас давление измерим, а потом поговорим. – Голос удокторши был низкий, грудной. Она смотрела на Лиду спокойно и внимательно.

– Ну, кто там у меня? Неужели опять мальчик? – Лидапопыталась заглянуть докторше в глаза, когда та наматывала ей на руку лентуаппарата.

– У вас ведь четвертая беременность? Детишки здоровые?

– Здоровые, – кивнула Лида.

Она чувствовала терпкий запах дорогих духов докторши, ичто-то в этом запахе было неприятное, тревожное.

– Скажите, что-то не так?

– Давление у вас нормальное. – Докторша размотала ленту,убрала аппарат.

– А ребенок?

– Дело в том, Лидия Всеволодовна, что ребенок ваш… В общем,нет сердцебиения.

* * *

Когда ее усадили в машину, она заплакала. Слезы текли итекли; она даже не обратила внимания, что машина – обыкновенный зеленый«жигуленок», без красного креста.

Сидя на заднем сиденье, она корила себя: «Что я наделала?Зачем я не хотела этого малыша? Господи, прости меня!»

И вдруг слезы высохли. Она почувствовала, что ребенок у неевнутри двигается, прямо-таки прыгает. Лида была беременна в четвертый раз идвижения ребенка не могла спутать ни с чем.

– Послушайте, – крикнула она в ухо сидевшему рядом молодомусанитару, – :ребенок живой! Не надо в больницу!

– Что? – уставился на нее парень.

– Я говорю, ребенок живой. Ошиблась докторша. Вы менягде-нибудь у метро высадите, я домой поеду.

– Не имеем права, – тусклым голосом ответил парень, – вбольницу привезем, там разберутся.

– А вы меня в какую больницу везете? – уже спокойно спросилаЛида. Она была уверена – в больнице ее посмотрят и отпустят.

– В хорошую, – буркнул парень.

В приемном отделении ее встретила медсестра в белом халате.

– Ребенок живой! – радостно сообщила ей Лида. – Мне бы домойскорей, а то больница ваша далеко, за городом.

– Давайте мы вас сначала посмотрим, раз уж приехали, –приветливо улыбнулась медсестра, – раздевайтесь.

Лиду огорчало только одно: домой придется добираться наэлектричке, а это дорого. Она послушно разделась и отдалась в руки проворноймедсестре.

«Посмотрят и отпустят», – повторяла она про себя, но пока ееникто не смотрел.