— Поехали, — сказал он водителю.

Мы плавно развернулись от железной дороги к автостраде,пересекли мост. Внутри машины было тепло, но ощущалось холодное присутствиезвезд; по обеим сторонам от нас, спереди и сзади простиралась пустыня, усиливаяощущение холодной ничтожности.

Я сказал Клейншмидту:

— Прекрасная погода, не правда ли?

— Еще бы.

— В чем дело? Меня обвиняют в каком-то преступлении?

— Ты просто возвращаешься, Лэм, вот и все.

— Если меня ни в чем не обвиняют, у тебя нет никакого праваснимать меня с поезда и везти обратно.

— Может быть, оно и так. Но шеф велел мне привезти тебя, иты вернешься.

— Откуда машина?

— Взял напрокат по дороге. А вон там у меня — самолет.

Похищение, что и говорить, подготовлено и проведено по всемправилам.

— Как бы там ни было, лейтенант, я рад, что мы друзья. А товедь ты мог бы обидеться и ничего мне не рассказать.

Он рассмеялся. Водитель полуобернулся, потом снова глаза егоуставились на дорогу.

Машина взревела, проделала серию скачков по неважной дорогес такой скоростью, что я мог всем телом почувствовать, как трудно живется всемее пружинам.

Я пристроился в углу и погрузился в размышления.

Клейншмидт откусил кончик сигары и закурил. Было тихо. Еслине считать свиста холодного ветра да урчания мотора. Несколько раз мыпересекали песчаные барханы, длинные белые щупальца пустыни, принесенныеветром.

Мы были в пути уже около получаса, когда взошла бледная,изрытая оспинами кратеров старая луна, а спустя несколько минут машиназамедлила ход.

Квадрат разноцветных огней обозначал периметр летного поля.Водитель сбавил скорость, фарой поискал поворот, нашел его и подъехал кквадрату. Сразу же я услышал рев авиационного двигателя и увидел огоньки, зажегшиесяна самолете.

Клейншмидт сказал водителю:

— Мне нужна расписка, чтобы я мог подтвердить свои расходы.

Водитель взял деньги, выписал квитанцию. Клейншмидт схватилмой саквояж, и мы вышли на холод.

Винт самолета монотонно вращался. Крупный песок хрустел поднашими ногами…

— Меня вышвырнут со службы, если узнают, что я хоть что-тотебе рассказал. Предполагается, что ты вступишь в кабинет шефа, не имея нималейшего понятия о том, что происходит вокруг и что произойдет с тобой, —буркнул сквозь зубы Клейншмидт.

— Что за строгости! — воскликнул я.

Клейншмидт измерил взглядом расстояние от нас до самолета,замедлил шаг, чтобы не подойти слишком быстро.

— В какое время ты оставил Берту Кул в отеле «Сал-Сагев»? —спросил он.

— Точно не скажу. Но было немногим более восьми.

— Куда ты направился?

— Вниз, в свой номер.

— Что ты там делал?

— Собирался.

— Ты не стал выписываться из отеля?

— Нет. Я оставил это для Берты. Они бы все равно приписалимне еще сутки за номер, а Берта у нас казначей. Она знала, что я уезжаю.

— Ты ни с кем ни о чем не разговаривал в отеле?

— Нет. Собрал саквояж и вышел. Оставил записку для Берты наконторке в номере.

— Этот саквояж — весь твой багаж?

— Да, а в чем дело, в конце концов?

Он — тихо:

— Кое-кто убит. Шеф полагает, что ты можешь иметь к этомуубийству какое-то отношение. Не знаю, что заставляет его так думать, но кто-тоему намекнул. Он считает, что это серьезная версия. Но ты не теряй головы.

И после того как мы зайдем в самолет, чтоб ни слова.

— Спасибо, лейтенант.

— Да ладно, не за что, — пробормотал он. — Просто продолжайпрокручивать в своих мозгах то, что услышал сейчас, и постарайся раздобыть себеалиби.

— На какое время?

— От без десяти девять до отправления поезда.

— Увы, не смогу. Я приехал на вокзал около девяти и сразусел в вагон.

— Проводник тебя не запомнил?

— Нет. Он с кем-то разговаривал. У меня легкий саквояж, и явошел по ступенькам вагона без посторонней помощи. Я устал, сразу разделся.Лег.

— Прибереги все это на потом, — произнес Клейншмидт. Передсамолетом возникла фигура пилота.

— Готово? — спросил Клейншмидт.

— Все в порядке. Прыгайте в самолет.

Мы вскарабкались в низкую кабину одномоторного самолета.Пилот посмотрел на меня с любопытством и спросил:

— Когда-нибудь летали на таких?

— Да.

— В курсе насчет ремня безопасности и прочего?

— Да.

Пилот задернул за собой шторку, двигатель взревел.

Колеса несколько раз подпрыгнули, и мы резко набрали высоту,пересекая линию цветных огней внизу. Впереди прорезался описывающий круги лучавиационного маяка. Клейншмидт похлопал меня по колену, приложил палец к губам,поставил мой саквояж так, что тот оказался прижатым его ногой к стенке. Внемоей досягаемости. А раз так, — он закрыл глаза и почти сразу начал храпеть.

Я и не думал, что он спит. Нечто вроде ловушки расставил?Чтобы посмотреть, не попытаюсь ли я достать что-нибудь из своего саквояжа.Краем ботинка он упирался в угол саквояжа, так что почувствовал бы сразу, еслиб я попытался дотронуться до саквояжа.

Мысленно я вернулся назад, к встрече в поезде: вспомнил, какон схватил саквояж и с тех пор не выпускал его из рук. Потом — как обследовалмою рубашку около уборной. Очевидно, на самом деле начальника полиции кто-то«навел» на меня…

Ластер, начальник полицейского управления, свирепо посмотрелна меня через стол и рявкнул:

— Садитесь!

Я пододвинул к себе стул, сел. Клейншмидт устроился вдальнем конце комнаты.

Я оглядел кабинет, посмотрел на окна.

Рассвет только разгорался. Длинные ленты облаков на востокеокрашены в яркий оранжевый цвет; красновато-розовый отсвет лег даже на щекиначальника полицейского управления. Электрические фонари снаружи выглядели ужеслабыми и бледными, но утро только-только подходило к городу, безискусственного освещения еще не обойтись.