По экрану мелькали кадры с чернобородыми молодцами. Рукавазакачаны, в пятнистой форме, через плечо у каждого автомат, спина прямая.Вскрикивали женщины, голос за кадром возбужденно бубнил о противоправныхдействиях, на которые однако нельзя отвечать другими противоправнымидействиями, ибо что допустимо бандитам, непозволительно стране с такой высокойкультурой, которая дала Пушкина, Толстого и Достоевского...

Тарас прорычал:

– Если при мне кто-то скажет о Достоевском, убью гада.

– Не любишь Достоевского? – спросил Дмитрийшепотом.

– Да я не знаю, кто это, – огрызнулсяТарас. – Только знаю, что как только о Достоевском, так сразу же какая-томразь, педерасты, нихренанеделанье!

Один из спецназовцев оглянулся, заорал:

– Тарас пришел!.. Тарас, скажи им!.. Да все то же:наших захватили в этой гребаной Чечне!.. Как овец взяли, повязали, только чтоне поимели! А может, и поимели для смеху, наши все равно не признаются!.. Троихолухов!

– Наших? – изумился Тарас. – У кого это такаявязаловка выросла?

– Да нет, наших... в смысле, русских. Простыхпортяночников.

Второй, в которой Дмитрий узнал Макса, бросил раздраженно:

– Сами виноваты. Они были на посту! Почему сразустрельбу не открыли?.. Это ж не в Москве, а на границе.

Сзади послышались шаги. Валентин вошел вслед за Тарасом иДмитрием, обменивался рукопожатиями, хлопками по спине, Дмитрий следил за нимуголком глаза. Валентин выглядит чуть более оживленным, чем по приезде, глазалихорадочно блестят, на щеках красные пятна.

Тарас плюхнулся в кресло, ему подвинули цилиндрик пива. Кудивлению спецназовцев, Тарас подвигал складками на лбу, брезгливо отодвинул.Тому, кто час назад нахлебался свежайшего, на консервированное смотретьпротивно.

– А что скажет новенький? – вдруг спросил кто-то.

Дмитрий узнал голос Валентина, тихий и вкрадчивый. Головыначали поворачиваться в сторону стажера, который всегда старается тихой мышкойдержаться в уголке.

Тарас встрепенулся:

– А в самом деле, что думаешь ты? Кто виноват?

Дмитрий насторожился, но на него смотрели десятки пар глаз,он перевел дух, сказал медленно:

– Виноваты те, кто правят нами. А кто правит? Когосотни лет стараются вытолкать из страны, но не получается...

– Это он о ком? – спросил кто-то.

– О жидах, – пояснил кто-то авторитетно. – Вовсем виноваты жиды, это ж известно!

– Я как-то заглянул в хронологию, – продолжилДмитрий слегка волнуясь, – там я такое увидел... В 1129-м году евреевизгнали из Англии, в 1132-м изгнали из Франции, в 1134-м – из Испании, в 1137-м– из Португалии, в 1150-м из Германии, в 1159-м – из Чехии, в 1203-м – изСирии, в 1207-м – из Персии... Словом, куда ни глянь, отовсюду изгоняли, толькоиз России – ни разу. Там, в этой хронологии подавалось как несправедливость кевреям, а я тогда подумал, что не могли ж все сговориться! Значит, дело не внехороших нациях, а что-то в самих евреях не то?

Он видел как Валентин морщит лоб, наконец переспросил снедоверием:

– А ты уверен, что из Испании изгнали именно в 1134-м?

– А при чем тут точная дата? – огрызнулсяДмитрий. – Где-то в это время, я не запоминал точно. Так о-о-очень длинныйстолбик изгнаний из разных стран. Если очень надо, освежи. Хотя ты можешь и такзнать...

Валентин насторожился:

– Это почему же?

– Да так, – ответил Дмитрий нагло. – У менятакое чувство. Расовое или национальное, как хочешь.

В комнате настала мертвая тишина. Валентин медленно поднялся.Дмитрий тоже встал, принял боевую стойку. Их разделяла комната, но ее можноодолеть одним прыжком. Некоторое время они мерили друг друга взглядами. Дмитрийчувствовал боевую ярость, в нем бродила злая мощь, вздувала мускулы, требовалавыхода.

Он сделал приглашающие жест:

– Ну давай же!.. Это не доллары менять. Посмотрим,стоят ли чего евреи в прямой схватке?

Валентин медленно и страшно бледнел. Его руки согнулись,тело напряглось, в этот момент Тарас звучно ударил его по плечу:

– Валька, перестань. Ты что, такой же малек?.. Емуможно, он еще зеленый, а ты даже подумать не моги.

Валентин с трудом оторвал взгляд от новичка, что осмелилсябросить вызов ему, ветерану «каскадеров», шумно выдохнул, сел и демонстративноповернулся к телевизору.

Тарас сказал громко, стараясь разрядить напряжение:

– А я пойду давить этих жидов на хрен, – сказал онвдруг. – Если наше руководство сопит в тряпочку, то мы имеем право братьзакон в свои руки. А что, не так?

Он покосился на Валентина, заранее ощетинился, ожидалколкости или иронии, но тот ответил неожиданно мирно:

– Конечно, имеет.

Тарас громко ахнул:

– Вот видите? Даже это... этого проняло. Достало! Унего тоже, видать, остались... э-э... остатки зачатков души. Может быть, дажерусской души, хотя я тоже, глядя на его рожу...

Валентин вскинул одну бровь, смотрел с иронией, а когдаТарас на мгновение умолк, сказал очень мирно и вкрадчиво:

– Давай сперва прикинем. Хоть мы не генштабисты, новсе-таки последствия просчитываем? Тем более, что нам всегда большаясамостоятельная дадена.

– Прикинем, – согласился Тарас. – Вот явырежу пару их семей. Они поднимают вой, газетчики раструбят количествожертв... прибрешут, понятно, и уже завтра они побегут в Шереметьево счемоданами. Пусть даже в тех чемоданах будет битком набито долларами, я дажеотнимать не стану. А может, правда, и стану...

– Побегут?

– Побегут, – ответил Тарас свирепо.

Валентин обвел задумчивым взглядом комнату, полную этих злыхпарней, взгляд остановится на крепко сбитом спецназовце, рыжеволосом какирландец и сложенным как англичанин со старых карикатур. Тот сидел с отрешеннымвидом, глядел не в телевизор, а мимо.

– Костя!.. Костя, очнись. Ты слышал, о чем здесь речь?

Парень лениво повернулся:

– Что? А, так об этом каждый день говорят. Старые раныесли не болят, то чешутся.

– Ты что-нибудь скажешь?

Дмитрий видел как спецназовцы умолкают, все взглядыобратились к этому парню, которого он раньше не замечал вовсе. Тот видел, чтовсе взоры скрестились на нем, сказал мягким убеждающим голосом, таким же рыжим,как он сам:

– Ну, ребята, вряд ли вам такое интересно... Не касаясьтехнических тем, я хотел бы обратить ваше внимание вот на что. Само по себеумерщвление пяти, двадцати или пятидесяти евреев столь же эффективно, какистребление тараканов с помощью молотка: ну, отложат тараканы чуть большеяичек... Ну-ну, Тарасик, не вскидывайся! И не надо на меня зверем. Я ж неговорю, что этого не надо делать вообще. Напротив, делать надо, но вся проблемавыглядит несколько иначе.