Детская непосредственность сочеталась в Шеридан с почтиженской зрелостью, однако ни благоразумием, ни осторожностью девушка неотличалась, все ее поступки были импульсивны. Стивен вдруг вспомнил, какрассыпались по ее груди ее блестящие волосы, но тут же выбросил этовоспоминание из головы.

— Ну как, кончили обозревать меня?

— Я просто восхищался вами.

Шеридан шла сюда, готовая ответить вызовом на вызов,жаждавшая этого, но уже дважды потерпела неудачу. Первый раз, когда оностановил на ней дерзкий и в то же время восхищенный взгляд своих голубых глаз,и второй — когда с улыбкой сделал ей комплимент. Напомнив себе, что он всеголишь бездушное властное животное и что она не собирается выходить за негозамуж, независимо от его восхищенных взглядов и нежных слов, она не без иронииобратилась к нему:

— Полагаю, вы не для того вызвали меня, чтобы я лицезрелавашу светлость?

К ее удивлению, он никак не отреагировал на эту колкость и сдовольно веселым видом, слегка поклонившись, ответил:

— Для этого, признаться, у меня было несколько причин.

— И что же это за причины? — с каменным выражением лицапоинтересовалась Шеридан.

— Прежде всего я хочу извиниться.

— Неужели? — пожала она плечами. — За что? Тут уж Стивен несмог удержаться и расплылся в улыбке. Да, ничего не скажешь. Девушка схарактером. Сколько силы воли! Сколько гордости! Ни один мужчина не посмел бы сним разговаривать в таком тоне, не говоря уже о женщинах, то и дело расставляяему ловушки.

— За резкость в нашем последнем разговоре и еще за то, чтоне навещал вас с тех пор, — ответил граф.

— Я принимаю ваши извинения. Теперь, надеюсь, я могуудалиться к себе?

— Нет, — сказал он, неожиданно раздосадованный ее смелостью.— Я должен… точнее, я хочу… объяснить свои поступки.

— Что же, попытайтесь, это даже любопытно. — Онапренебрежительно посмотрела на него.

«Смелость в мужчине — превосходное качество, смелость вженщине хуже, чем боль в заднице», — подумал Стивен.

— Я и пытаюсь. — Он сделал ударение на слове «пытаюсь», иШеридан с удовлетворением отметила про себя, что граф теряет самообладание.

— Ну-ну, продолжайте. Я слушаю.

— Может быть, присядете?

— Может быть. Это зависит от того, что вы скажете. Стивеннахмурился и прищурил глаза, но голос, когда он заговорил, оставался спокойным.

— В тот вечер вы, наверное, видели, что я… что между нами небыло того… чего, возможно, вы ждали от жениха.

Шеридан не имела ничего против этого заявления и ответилапоистине царским, едва заметным кивком головы, означавшим всего лишь легкийинтерес к его объяснениям.

— На это есть своя причина, — сказал Стивен, смущенный тономее разговора, и стал излагать единственное логичное и приемлемое объяснение,которое ему удалось придумать.

— Когда я навещал вас в последний раз, мы поспорили. Но покавы были больны, я об этом не думал, а теперь меня это снова стало тревожить,вот почему я, наверное…

— Холодны и безразличны? — подсказала она, но уже не сгневом, а скорее с обидой и беспокойством.

— Именно так, — согласился он. Наконец она села, и Стивениспытал облегчение, решив, что больше не придется препираться и врать, однакоошибся.

— О чем же мы спорили?

Ему следовало бы знать, что дерзкая рыжая американка,совершенно непредсказуемая в своих поступках и не питающая никакого уважения ник титулам, ни к нормам приличия, способная появиться на людях в пеньюаре, будети дальше конфликтовать с ним, вместо того чтобы принять его извинения изавершить дело миром.

— Речь шла о вашем настроении.

— О моем настроении? И что же в нем было такого? — Онаудивленно уставилась на него своими серыми глазами.

— Я нашел, что оно… является предметом для спора.

— Ах вот оно что.

Стивену, казалось, будто он слышит, как она возмущается тем,какой он мелочный и злопамятный, если до сих пор помнит их спор. Хотя она былатогда так больна.

Она стала внимательно изучать свои сложенные на коленяхруки, чтобы не смотреть на него, и спросила нерешительно, разочарованным тоном:

— Вы считаете меня вздорной?

Она сидела понурившись, втянув голову в плечи, и, глядя нанее, Стивен снова почувствовал прилив нежности, которую эта женщина в немвызывала, что было совсем ему не свойственно.

— Нет, конечно, — невольно усмехнувшись, ответил Стивен.

— Я и сама заметила, — уже без прежней резкости произнеслаона, — что в последние дни настроение у меня часто менялось.

Уайткомб сказал, что находит ее просто восхитительной, но,по мнению Стивена, он явно недооценивал девушку.

— В сложившихся обстоятельствах это можно понять.

Шеридан подняла голову и внимательно посмотрела на Стивена,будто тоже попыталась по-новому оценить его.

— Не могли бы вы поточнее объяснить, из-за чего между намиразгорелся спор?

Снова очутившись в ловушке, Стивен потянулся к хрустальномуграфину с шерри, стоявшему на подносе с напитками, лихорадочно соображая, чтоответить, как утешить и успокоить ее. И тут его осенило.

— Мне показалось, что вы уделяете слишком много вниманиядругому мужчине. И я вас приревновал. — Следует сказать, что ни разу в жизниграф не испытал этого чувства. Но женщинам нравится, когда их ревнуют. ИШеридан не была исключением. Стивен понял это, когда искоса посмотрел на нее.Она явно повеселела, и Стивен с облегчением констатировал, что хоть в чем-тоЧариз Ланкастер похожа на других женщин. Пряча улыбку, он налил Чариз шерри и,когда повернулся, чтобы протянуть ей маленькую хрустальную рюмочку, увидел, чтодевушка сидит опустив голову.

— Шерри?

Она вскинула голову, охваченная безотчетным восторгом:

— Простите?

Он протянул рюмку, но она даже не взглянула на нее ивыжидающе смотрела на него.

— Хотите вина?

— Нет, благодарю вас, Он поставил рюмку на столик.

— А мне показалось, вы сказали «да». Она покачала головой.

— Я думала, вы назвали меня… Шерри!.. — воскликнула она,вскочив на ноги и сияя. — Я думала, вы назвали… я хочу сказать, что это я.Видимо, так меня называли, так…