— Не надо ничего говорить, — прервала егодевушка. — Любят, потому что любят. Любовь доводов не признает.

Но Сантьяго продолжал:

— …потому что видел сон, повстречал царяМелхиседека, продавал хрусталь, пересек пустыню, оказался, когда началасьвойна, в оазисе и спросил тебя у колодца, где живет Алхимик. Я люблю тебяпотому, что вся Вселенная способствовала нашей встрече.

Они обнялись, и тела их впервыесоприкоснулись.

— Я вернусь, — повторил Сантьяго.

— Прежде я глядела в пустыню с желанием, атеперь буду глядеть с надеждой. Мой отец тоже не раз уходил туда, но всегдавозвращался к моей матери.

Больше не было сказано ни слова. Они сделалиеще несколько шагов под пальмами, а потом Сантьяго довел Фатиму до ее шатра.

— Я вернусь, как возвращался твой отец.

Он заметил слезы у нее на глазах.

— Ты плачешь?

— Я женщина пустыни, — отвечала она, прячалицо. — Но прежде всего я просто женщина.

* * *

Она скрылась за пологом шатра. Уже занималсярассвет. Когда наступит день, Фатима выйдет и займется тем же, чем занималась втечение стольких лет, но теперь все будет иначе. Сантьяго нет больше в оазисе,и оазис потеряет для нее прежнее значение. Это раньше — и совсем недавно — былон местом, где росли пятьдесят тысяч финиковых пальм, где было триста колодцев,куда с радостью спешили истомленные долгой дорогой путники. Отныне и впредь онбудет для нее пуст.

С сегодняшнего дня пустыня станет важнее.Фатима будет вглядываться в нее, пытаясь угадать, на какую звезду держитнаправление Сантьяго в поисках своих сокровищ. Поцелуи она будет отправлять светром в надежде, что он коснется его лица и расскажет ему, что она жива, чтоона ждет его. С сегодняшнего дня пустыня будет значить для Фатимы только одно:оттуда вернется к ней Сантьяго.

* * *

— Не думай о том, что осталось позади, —сказал Алхимик, когда они тронулись в путь по пескам. — Все уже запечатлено вДуше Мира и пребудет в ней навеки.

— Люди больше мечтают о возвращении, чем оботъезде, — ответил Сантьяго, заново осваивавшийся в безмолвии пустыни.

— Если то, что ты нашел, сделано из добротногоматериала, никакая порча его не коснется. И ты смело можешь возвращаться. Еслиже это была лишь мгновенная вспышка, подобная рождению звезды, то повозвращении ты не найдешь ничего. Зато ты видел ослепительный свет. Значит, всеравно овчинка стоила выделки.

Он говорил на языке алхимии, но Сантьягопонимал, что он имеет в виду Фатиму.

Трудно было не думать о том, что осталосьпозади. Однообразный ландшафт пустыни заставлял вспоминать и мечтать. Передглазами у Сантьяго все еще стояли финиковые пальмы, колодцы и лицовозлюбленной. Он видел англичанина с его колбами и ретортами, погонщикаверблюдов — истинного мудреца, не ведавшего о своей мудрости. «Наверно, Алхимикникогда никого не любил», — подумал он.

А тот рысил чуть впереди, и на плече его сиделсокол — он-то отлично знал язык пустыни — и, когда останавливались, взлетал ввоздух в поисках добычи. В первый день он вернулся, неся в когтях зайца. Навторой — двух птиц.

Ночью они расстилали одеяла. Костров неразводили, хотя ночи в пустыне были холодные и становились все темнее, по меретого как убывала луна. Всю первую неделю они разговаривали только о том, как быизбежать встречи с воюющими племенами. Война продолжалась — ветер иногдаприносил сладковатый запах крови. Где-то неподалеку шло сражение, и ветернапоминал юноше, что существует Язык Знаков, всегда готовый рассказать то, чегоне могут увидеть глаза.

На восьмой день пути Алхимик решил устроитьпривал раньше, чем обычно. Сокол взмыл в небо. Алхимик протянул Сантьяго флягус водой.

— Странствие твое близится к концу, — сказалон. — Поздравляю. Ты не свернул со Своей Стези.

— А ты весь путь молчал. Я-то думал, тынаучишь меня всему, что знаешь. Мне уже случалось пересекать пустыню счеловеком, у которого были книги по алхимии. Но я в них ничего не понял.

— Есть только один путь постижения, — отвечалАлхимик. — Действовать. Путешествие научило тебя всему, что нужно. Осталосьузнать только одно.

Сантьяго спросил, что же ему осталось узнать,но Алхимик не сводил глаз с небосвода — он высматривал там своего сокола.

— А почему тебя зовут Алхимиком?

— Потому что я и есть Алхимик.

— А в чем ошибались другие алхимики — те, чтоискали и не нашли золото?

— Ошибка их в том, что они искали толькозолото. Они искали сокровища, спрятанные на Стезе, а саму Стезю обходили.

— Так чего же мне не хватает? — повторил свойвопрос юноша.

Алхимик по-прежнему глядел на небо. Вскоревернулся с добычей сокол. Они вырыли в песке ямку, развели в ней костер, чтобысо стороны нельзя было заметить огонь.

— Я Алхимик, потому что я алхимик, — сказалон. — Тайны этой науки достались мне от деда, а ему — от его деда, и так далеедо сотворения мира. А в те времена вся она умещалась на грани изумруда. Люди,однако, не придают значения простым вещам, а потому стали писать философскиетрактаты. Стали говорить, что они-то знают, в какую сторону надлежит идти, авсе прочие — нет. Но Изумрудная Скрижаль существует и сегодня.

— А что же написано на ней? — поинтересовалсяюноша.

Алхимик минут пять что-то чертил на песке, аСантьяго тем временем вспоминал, как повстречал на площади старого царя, и емупоказалось, что с той поры прошли многие-многие годы.

— Вот что написано на ней, — сказал Алхимик,окончив рисунок.

Сантьяго приблизился и прочел.

— Так ведь это же шифр! — разочарованновоскликнул он. — Это вроде книг англичанина!

— Нет. Это то же, что полет ястребов в небе:разумом его не постичь. Изумрудная Скрижаль — это послание Души Мира. Мудрецыдавно уже поняли, что наш мир сотворен по образу и подобию рая. Самосуществование этого мира — гарантия того, что существует иной, болеесовершенный. Всевышний сотворил его для того, чтобы люди сквозь видимоепрозревали духовное и сами дивились чудесам своей мудрости. Это я и называюДействием.

— И я должен прочесть Изумрудную Скрижаль?