– Нет.

– Это печально, но не смертельно. Жду с нетерпением.Машину хоть помнишь? Подержанный «Фольксваген-Гольф», уж извини. Твою-топродать пришлось, я ведь не думал, что ты останешься в живых. Целую и жду, душамоя…

Он еще раз с удовольствием поцеловал меня и исчез. Такбыстро, что оставил после себя смутное ощущение нереальности происходящего.Скоро начнется утренний обход – меня вполне могут навестить. И я снова останусьв палате, совсем одна, даже не зная, что делать с этим своим именем – Анна…Если бы я могла – я бы бросилась за Эриком прямо сейчас… Но я все-таки выждалаположенные полчаса, которые показались мне вечностью.

Пора уходить. Пора навсегда покинуть эту нору неизвестногомне зверя. Я почувствовала, что улыбаюсь, это было похоже на сдержанноеторжество победителя. Я больше никогда не вернусь сюда. Больше никто не будетделать ставок, больше никто не будет допрашивать меня и вертеть юркий«браунинг» перед носом. Сейчас я даже не придавала значения тому, что рассказалмне Эрик. Похоже, у меня была веселая насыщенная жизнь в обрамлении Хичкока.Пусть будет так…

…В коридоре я еще нашла в себе силы поболтать с Эллочкой.Теперь она читала какую-то канадку, кажется, Маргарет Этвуд. У меня не былоникакого представления о ней, но роман назывался многообещающе – «Постижение».Постижение – это то, что мне предстоит. Пользуясь Эллочкиным всегдашнимрасположением ко всему человечеству, я попросила телефон и снова набрала номерНасти. И снова никто мне не ответил… Ничего, я позвоню позже…Незамеченной явыскочила в парк через ту самую лестницу, по которой мы спускались с капитаном.Теперь на мне были только тапочки и халат, но я была свободна.

…В парке было ветрено и холодно. Я старалась идти спокойно –тихая прогулка заключенных, только и всего, – но у самых ворот ускорила шаг.Больше всего я боялась, что Эрик не дождется меня и уедет. Больше всего ябоялась, что никакого Эрика не существует в застывшем февральском мироздании,что все это только игра моего расшалившегося в отсутствие памяти воображения…

Но Эрик существовал.

Я поняла это сразу, как только оказалась на улице. Видимо,он не совсем был уверен в том, что моя бедная голова помнит, как выглядит«Фольксваген-Гольф», и потому посигналил.

Я помахала ему рукой и спустя несколько секунд уже сидела всалоне. Эрик мгновенно сорвался с места, навсегда увозя меня от места моегозаточения…

* * *

…В салоне было тепло, и все-таки я не могла согреться. Япрятала руки под мышками, а Эрик смотрел на меня в зеркало заднего вида свеселым осуждением. Наконец он сжалился надо мной и радостно промурлыкал:

– Что, замерзла, деятельница? Шубу возьми, вон впакете, рядом с тобой. Твоя любимая, соболишко. Были не лучшие времена, но ее яне продал. Цени.

– Я ценю, – машинально ответила я и вытащила шубу. Шубабыла чересчур роскошной, чтобы принадлежать женщине в больничном халате непервой свежести, но чем черт не шутит… Я завернулась в нее и подумала, чтовполне могу себе понравиться.

Эрик оказался лихачом. Я не успевала даже рассмотреть улицыза стеклом, но это не было обязательным: я все равно не узнала бы их. С тем жеуспехом я могла оказаться на всех других улицах.

– Куда мы едем? – спросила я Эрика, прислушиваясь кжизни внутри шубы.

Это была многообещающая жизнь выпавших волосков, оставшихсяна подкладке. Каких-то терпких духов (принадлежавших, видимо, мне). Каких-тостойких одеколонов (принадлежавших, видимо, мужчинам, которые мне нравились).Небрежной полоски следа от помады (я сразу влюбилась в тон этой помады, хотя,наверное, уместнее было сказать не «сразу», а «заново»). В этой шубе запростоуместились все мои представления о гильотинах, занюханных хиппи, милицейскихкапитанах и породах собак… Не говоря уже об оседлом немецком цыгане Эрике,который весело пялился на меня в зеркало заднего вида.

– Все-таки куда? – впервые за все время выхода из комымной овладело веселое бесшабашное любопытство. Уж теперь-то я обязательнополучу ответы на все свои вопросы.

– Куда-куда… В жопу труда. Снял для нас маленькоегнездышко у Речного вокзала. Сама понимаешь, в нашем положении лучшеотсиживаться, как потаскухам во время Олимпиады, за сто пятым километром. Это,конечно, не Версаль, но полутораспальная кровать в твоем распоряжении… Яперевез кое-что из твоих вещей – так, по мелочи, но на первое время хватит.Пока не сделаем тебе документы – и привет семье…

– Какие документы? – Я все еще не слышала Эрика. Я неслышала ничего из его туманных намеков на некие обстоятельства, которые не былиизвестны мне. Соболиная шуба, в которой не обидно умереть, и имя Анна, вкотором уютно жить, мне нравились, но все остальное?.. Неужели за этим именеместь тайная двусмысленность?.. Я откинулась на сиденье и закрыла глаза:двусмысленность, почему бы и нет, ведь имя «Анна» одинаково читается слеванаправо и справа налево.

– Да, вижу, с башней у тебя действительно не славаБогу. Сейчас приедем домой и поговорим…

Что ж, поговорим. Получим ответы на интересующие насвопросы. После растительной жизни в клинике заднее сиденье машины Эрикаказалось мне райскими кущами. А музыкой небесных сфер был его чуть гундосый,чуть хрипловатый, чуть развязный и невыносимо обаятельный голос…

– Какие сигареты я курила? – спросила я у Эрика, неоткрывая глаз.

– Слава Богу, вспомнила… Они все в той жемногострадальной сумке. Можешь достать и полюбоваться на свой пейзанский вкус.

Я выудила из сумки блок сигарет (видимо, у Эрика широкаядуша, и мне это нравится, черт возьми!), надорвала его и только потом слюбопытством рассмотрела вынутую пачку.

«Житан Блондз».

Совсем неплохо для начала. Я вдруг вспомнила Настю, котораяприносила мне сигареты. Тогда мне очень хотелось взять «Житан»…

– Ты подкуришь? – спросила я у Эрика, выбив сигарету изпачки. И тут же поймала себя на том, что говорю с его интонациями. Похоже,информация о молочных братьях и сестрах не так уж неверна.

– Куда денусь, – не снижая скорости, он повернулся комне и щелкнул «Зиппо».

На Ленинградском проспекте (Эрик галантно представил меня ипроспект друг другу) мы попали в пробку. Эрик нетерпеливо постукивал большимипальцами по рулю, а я, куря сигарету за сигаретой, пыталась вспомнить географиюгорода. Пыталась – и не могла. Смутное чувство чего-то неуловимо знакомого, ноускользающего из прихотливого затуманенного сознания не покидало меня.

…Спустя полчаса Эрик уже звенел ключами у обыкновенной,обитой жалким дерматином, двери на шестом этаже девятиэтажного дома. Номерквартиры вселил в меня уверенность – 151. Именно с этих цифр начинался телефонНасти…

Прежде чем толкнуть дверь, Эрик пожевал губами и, повернувшисько мне, виновато произнес: