ни о Неймане. Сегодня же съезжайте с квартиры в дом Валленштайнов.

– Слушаюсь, герр штурмбаннфюрер!

– Меня называйте по имени или просто дядей Вальтером… Вольдемар.

Он обращается так впервые и с некоторым усилием.

– Да, дядя.

– Хорошо. Утром представлю Гейдриху. Тебе заготовлено местечко в СД.

– Простите… Но моя фотография в личном досье, группа крови, воспоминания? Стереть человека из документов и памяти неизмеримо проще, чем ввести нового…

– Ты это мне объясняешь, разведчику с двадцатилетним стажем? Я всё продумал. Да, предстоит потрудиться и подчистить детали. Начнём сегодня же, не теряя времени. Поработаем над внешностью. Как будешь готов – приступай к службе в «четвёрке» штурмбанфюрера Отто Олендорфа.

Воистину удачный день. Насколько мне известно, а об этой секретной организации вообще сведений очень мало, там что-то вроде аналитического отдела. Рай для разведчика: купание в море информации и отсутствие операций в духе абвер-2, никого не надо убивать. Но родственник щедро скармливает новую ложку дёгтя.

– Олендорф будет в курсе, что я вправе выдернуть тебя из кабинетной синекуры ради особых заданий – моих и Гейдриха.

– Как прикажете! – преданно скалюсь в предвкушении особо специального задания. Чеботарёва я изуродовал, когда он лишился сознания от потери крови, мерзавец уплыл на тот свет без мучений. А где гарантия, что перспективному унтерштурмфюреру не поручат провести мастер-класс интенсивного допроса? Хотя бы задержанных по списку Демиса.

Но первое спецзадание не требует мясницких навыков.

– Знаешь, племянник, одна из самых интересных персон, установленных тобой в Швейцарии, – это британский маркиз.

– Он так глупо засветился! Не думаю, что сей джентльмен – серьёзная фигура в английской резидентуре. Дилетант с рыцарскими замашками.

Граф улыбается, но отнюдь не саркастически-уничижительно.

– Будь снисходителен. Руководство иностранной разведки вечно стоит перед дилеммой: отправлять за рубеж профессионала-нелегала, чтобы десятилетиями врастал во вражескую среду, или вербовать дилетанта, уже находящегося на нужном месте. Как ты догадываешься, чаще прибегают ко второму методу. Поэтому агентурная разведка кишит вопиющими непрофессионалами.

– Но элементарный здравый смысл…

– Он как раз присутствовал. Кого Колдхэм изображал в Швейцарии? Богатого делового человека, совмещающего бизнес с горным отдыхом в компании племянницы. То есть самого себя. Естественный образ, ты не находишь? Но когда его план, примитивный и без подстраховки, полетел ко всем чертям, англичанин сорвался, устроил автогонку. Засветил себя в качестве шпиона МИ-6? Полно тебе, он догадался о провале русского, следовательно, знал, что уже был раскрыт вашей группой.

Британский недотёпа вызывает во мне смешанные чувства. Надо же, целый маркиз! Небось из семейства, что уходит корнями чуть ли не к нормандскому завоеванию. Осторожно высказываю своё видение его положения.

– Выходит, для него начинается сложный и опасный этап. Мы теперь в курсе, что он работает на иностранную разведку. Колдхэм знает о нашей осведомлённости, о возможности ареста или ликвидации в любую минуту. И ему, абсолютному новичку в шпионских играх, придётся сесть за одну доску с командой мастеров?

– Именно! – граф описывает в воздухе круг тлеющим кончиком сигары. Как символ адского кольца, замкнутого вокруг британской шеи. – Англичанин надеется на признательность за заслуги перед рейхом в период экономической изоляции.

– Но изоляция уходит в прошлое.

– Да, к несчастью для него. Заработков и безопасности меньше. Если хватит благоразумия, сбежит за Канал вовремя. Если нет…

…То меткая пуля Дюбеля поразит не колесо. Тут без иллюзий.

– Мне завязать с ним знакомство?

Сигара рисует знак вопроса.

– Он тебя видел?

– Сомневаюсь. Я и то его – мельком, из салона «Опеля». Больше разглядывал племянницу.

– И как она?

– Заносчивая, самоуверенная. Витает в горней выси и скучает в ней от одиночества. По крайней мере так это выглядит со стороны через автомобильное стекло.

Валленштайн откровенно веселится.

– Психоанализ глубже Фрейда на основании секундного наблюдения? Браво! Поручаю тебе составить более точное представление об этой парочке. Гейдрих дал добро на их оперативную разработку.

Что-то подсказывает: граф заготовил задание по линии СД ещё до получения моего согласия на легализацию под личиной Вольдемара. Уверен в предсказуемости новоявленного племянника? Когда-нибудь придёт время его удивить.

Глава 17. Волльвебер

Шторма в осеннем Северном море опасны не только для мелких судов. Сухогруз «Лейпциг» водоизмещением двенадцать тысяч тонн держался носом к волне, самые высокие валы перекатывались через палубу. Бросало немилосердно; даже опытные члены экипажа высчитывали часы, когда пароход минует голландские берега и достигнет сравнительно спокойной воды между Британией и Францией. Их расчётам не суждено было оправдаться.

Жестокий взрыв встряхнул корпус. Из пролома в палубе к низкому небу ударил султан пара. Вслед за лопнувшим котлом начал терять давление и второй, буквально через десять минут «Лейпциг» потерял ход, подставив волне борт.

Неуправляемое судно, сильно побитое непогодой, село на мель у бельгийского побережья и через сутки переломилось. Спасти удалось лишь половину экипажа.

Когда весть о гибели парохода попала в прессу, в домике на восточной окраине Гамбурга собралось несколько человек, до странности несоответствующих друг другу с точки зрения принадлежности к общественным кругам. Капитан Кребс, морской волк в отставке, курил в углу почерневшую от времени трубку, дым от которой был резче, чем от сигарет и папирос всех остальных участников встречи. Он представлял морскую аристократию – капитанов и судовладельцев, не голодавших даже в страшные двадцатые: какой-то спрос на перевозки сохранялся всегда. Высокий и толстый Хельмен из Осло был выходцем из корабельного пролетариата. За два десятка лет скитаний между портами он дослужился от помощника механика до механика. Портовый чиновник с бесцветной фамилией Штраух и столь же невыразительной внешностью молчал весь вечер, тревожно поглядывая на товарищей поверх круглых стёклышек очков. Ещё здесь присутствовала фройлян Хельга из припортового кабачка; девушка и её заведение пользовались дурной репутацией. С ней соседствовали полицейский с привычно-свирепой усатой физиономией, торговый агент и ещё трое разных господ, словно труппа провинциального театра, готовая исполнять любые роли.

– Эрнст! Судовой кок на «Лейпциге» не выжил, двое в критическом состоянии. Счёт погибших идёт на десятки! – доктор Михаэлис, хозяин этого дома, обвиняюще ткнул розовым пальцем в сторону Волльвебера, вожака странной компании. – Мы с самого начала условились: никаких жертв! Уничтожаем судно и груз. Почему его не утопили аккуратно, как «Бокаччо»?

Голос подал Баргштедт, главный подрывник Волльвебера.

– Остынь. Итальянец затонул у Бреста, медленно, в хорошую погоду. Кэп на «Лейпциге» попёрся в самый шторм. Кто ж знал…

– Товарищи! Не время для сожалений. Идёт война, а война требует жертв. И наших, и посторонних людей. Подумайте, сколько человек бы погибло, попади винтовки и пулемёты франкистам, – Волльвебер расстегнул жилетку и обмахнулся платком. Вечно мёрзнущий в портовой сырости Михаэлис растопил камин, будто за окном стужа. Тем более, атмосфера накалялась и без огня. – Поэтому лучше подумаем о предстоящих акциях.

– Только саботаж в портах! – упрямо заявил доктор. – Больше никаких жертв. Мы даём козыри нацистам, дискредитируем левое движение.

– Согласен, – прогудел Хельмен. – Саботаж. В Норвегию прибыло сто шестьдесят кило динамита. Если подорвать судовую машину, пароход застрянет в порту на месяц-два.

Волльвебер вперил в него взгляд. Узкие тёмные глаза налились угрозой, все присутствующие знали – отнюдь не шуточной. Руководитель коммунистического подполья имел обыкновение быть жёстким не только с врагами.

– Потом отремонтируется и выйдет в море? Вы в своём уме? Так, товарищи, кто устал от сражений на передовой, прошу в тыл. По советским каналам будете переправлены в Москву.

Почему-то