– Ну тебя! – всхлипнула Даша. – Тебе смешно,а у меня…

– Да-да-да, а у тебя свержение кумира, – перебилее Максим. – Дашка, я не понимаю, чего ты переживаешь? Что принципиальнонового сказал тебе отпрыск Боровицкого, если не брать в расчет предложение оквартире? Во-первых, что Боровицкий был неизлечимо болен. Только ведь ПетрВасильевич совершенно и не обязан был говорить тебе о состоянии своегоздоровья. Все в лучших традициях голливудских фильмов, правда? Вот я на егоместе точно бы не сказал. Потом, то есть во-вторых: Глеб сообщил тебе, чтоБоровицкий якобы ездил в дом престарелых, чтобы мстить за давние обидыкакому-то родственнику. Ты, кстати, его видела, того родственника?

Даша кивнула.

– И что?

– Он очень злобный и совершенно невменяемый старик. ИПетр Васильевич тогда сказал…

– Да помню я, помню, – махнул рукой Максим. –Короче, если называть вещи своими именами, твой Петр Васильевич сказал тебенеправду. Или, по меньшей мере, далеко не всю правду. Но тут тоже нет ничегокриминального – не захотел делиться с тобой подробностями семейной вендетты. Акасаемо того, что он чуть ли не каждый день мотался в «Прибрежный», дабынасолить родственничку… Хм, что-то мне такая версия не очень нравится. Спорнаяона какая-то. И ты хочешь сказать, что вот эти два факта здорово поколебалитвое отношение к Боровицкому?

Даша неуверенно кивнула, пытаясь разобраться в своихощущениях.

– Понимаешь, – наконец заговорила она, – усына Боровицкого все так логично выходило – мол, Боровицкий меня использовалдля каких-то своих игр, и он так убедительно подтвердил свои слова… Ненавистьюотца к Горгадзе и болезнью самого Петра Васильевича… Я ему почти поверила! Идля меня это действительно почему-то оказалось таким ударом, – призналасьона.

Максим подсел к жене и обнял за плечи.

– Твой Глеб Петрович, – мягко сказал он, –преследует свои чисто практические цели. Честно говоря, Дашка, я удивлен, чтокакой-то хмырь вот так легко смог перевернуть твою картину восприятиявзаимоотношений с человеком. А если тебе завтра кто-нибудь про меня всякихгнусных вещей нарассказывает, ты тоже поверишь? Тебе Боровицкий показалсяэдаким Макиавелли в преклонном возрасте? Лицемерным двуличным типом?

Даша покачала головой.

– Ну так в чем же дело? Остался только один вопрос – снаследством. Да отдай ты им их чертову квартиру, раз тебе так хочется, и живиспокойно!

Даша подошла к окну, из которого виднелся уголок парка.Постояла молча, потом повернулась к мужу.

– Максим, а ведь он был прав, – задумчивопроизнесла она. – Ты мне только что помог это понять.

– Кто прав? – не понял Максим.

– Глеб Боровицкий. Когда сказал, что его отец никогданичего не делал просто так. Во всяком случае, насчет одного я уверена – насчетквартиры. Я все никак не могла понять, почему именно мне Боровицкий оставил еев наследство. Ведь я ему никто, по большому счету. Так, дама с собачкой. Атеперь поняла.

– И что же ты поняла? – заинтересовался Максим.

Даша помолчала, потом взяла со стола почти пустую чашку,поболтала в ней ложечкой и негромко закончила свою мысль:

– Петр Васильевич оставил ее мне, чтобы я нашла убийцу.

Следователь внимательно смотрел на листочек, принесенный емуоперативниками. Листочек, похоже, прежде чем попасть к нему, претерпел многовсего: в него заворачивали сыр, на левую сторону проливали то ли вино, то лисок… Но это было непринципиально. Принципиальной была схема – расположениекомнат в пансионате «Прибрежный» с нумерацией и фамилиями жильцов. Получалось,что из пациентов возможность укокошить старикана-писателя имели только пятеро –те, кто жил на первом этаже. У всех остальных на пути к комнате Боровицкогодолжно было возникнуть непреодолимое препятствие в виде сиделки, дежурящей навтором этаже. А дамочка преклонного возраста клятвенно уверяла следователя, чтоникто мимо нее на первый этаж спуститься не мог, а из окна лазить… «Они бы изокна попадали, как переспелые груши, эти старички маразматические», –усмехнулся следователь. Итак, что имеется в деле: из пациентов дома престарелыхостается шесть подозреваемых, плюс персонал. Вот персоналом-то и следуетзаняться вплотную – черт его знает, что там раскопал пронырливый журналист и посовместительству писатель. Кстати, та самая сиделка тоже могла его прикончить.

Следователь подумал немного и поднял телефонную трубку.

– Басова позови ко мне, – буркнул он, нездороваясь. – И побыстрее.

* * *

«Журналистом Егор был неплохим. Во всяком случае, так ониговорили с Дианой, когда приходило время расплачиваться за съемную квартиру,подсчитывать, сколько потратили за прошедший месяц, и грустно смотреть наоставшуюся мизерную сумму, которой в лучшем случае хватило бы на средненькуюпомаду для Дианы.

– Егорушка, ведь ты неплохой журналист, объясни, нупочему тебе начальство так мало платит, а? – недоумевала Диана раз вмесяц. – Ты бегаешь по любому поручению, люди тебе письма пишут вредакцию… Неужели твое начальство не понимает, что ты в конце концов уволишься?И где они второго такого найдут?

– Дианочка, родная моя, моему начальству все абсолютнодо лампочки, будь я хоть тысячу раз неплохим журналистом, – отвечал ейстандартно Егор. – И больше оно мне платить пока не собирается.

Год Диана с Егором ждали, пока его газетное начальствоосознает, какого ценного кадра может потерять, если немедленно не умножит егозарплату на два, а еще лучше – на три. Диана работала и даже зарабатывалакакие-то деньги, но им хватало только-только на жизнь, как выражался приятельЕгора Мишка Евсеев. «На жизнь вот только-только и хватает», – жаловалсяон, одновременно показывая размер того самого «только-только», которыйполучался у него совершенно незначительным.

В конце года Диана что-то задумала. Она подолгу сидела вИнтернете, отмахиваясь от расспросов мужа, а вечерами стала выводить егопрогуливаться по их райончику, причем затаскивала в самые неожиданные места.Месяц в ней оформлялась, вызревала какая-то идея, и вот однажды Диана, накормивмужа после работы сытным ужином, усадила его на диван и начала рассказывать отом, что же она обдумывала все последнее время.

– Егорушка, нам нужен собственный бизнес. Мы не можемдостойно жить, работая на чужого дядю. Мы с тобой даже не можем накопить напервоначальный взнос, чтобы купить квартиру в рассрочку, а от родственников намс тобой ничего не светит.

– Ну почему, есть же квартира у мамы, – попыталсявозразить Егор.

– Мы будем ждать, пока умрет твоя мама? – покачалаголовой Диана. – А что будет до того? Неужели мы с тобой, два взрослых умныхчеловека, не сможем заработать себе на нормальную жизнь?

– Ну хорошо, что ты предлагаешь?