Мы двинулись дальше, проходя с другой стороны вдоль всейдлины огромного рисунка. Я видел по другую сторону Лабиринта место, где горелфонарь. Свет его почти терялся в призрачном мерцании Лабиринта.

Вскоре Корал снова остановилась.

— А что это за линия, которая, кажется, кончается прямоздесь? показала она.

— Это не конец, — уточнил я. — Это начало. Именно с этогоместа и начинают проходить Лабиринт.

Она приблизилась, проведя рукой над ней.

— Да, — сказала она. — Я чувствую, что она начинается здесь.

Не знаю, сколько мы там стояли, затем она взяла меня за рукуи сжала ее.

— Спасибо, — сказала она, — за все.

Я уже собрался спросить, зачем она говорит с такойконкретностью, когда она двинулась вперед и ступила на линию.

— Нет! — закричал я. — Стой!

Но было уже слишком поздно. Ее нога уже опустилась на линиюи свет ярко очертил подошву сапога.

— Не двигайся! — скомандовал я. — Что бы ты ни делала, стойсмирно.

Она сделала то, что я сказал, сохраняя прежнюю позу. Япровел языком по губам, показавшимися мне очень сухими.

— Теперь постарайся поднять ногу с линии и убрать ее. Тыможешь это сделать?

— Нет, — ответила она.

Я опустился на колени рядом с ней и стал изучать обстановку.Теоретически, если вступишь на Лабиринт, возврата назад уже нет. У тебя естьтолько один выбор — продолжать идти и либо успешно пройти его, либо бытьуничтоженным где-то по дороге. С другой стороны, ей и так полагалось погибнуть.Опять же теоретически, никто, кроме лиц королевской крови Амбера не долженступать на Лабиринт и остаться в живых. Вот и полагайся теперь на теорию.

— Чертовски неподходящее время для вопросов, — сказал я. —Но почему ты это сделала?

— Там, в пещере, ты указал мне, что догадка верна. Тысказал, что знаешь, что я такое.

Я вспомнил свои слова, но говорилось это, подразумевая, чтоона носит в себе меняющее тело существо. Какое же значение могли они иметь еще,относящееся кроме всего прочего и к Лабиринту? Но даже когда я подыскивалзаклинание, способное освободить ее от притяжения Лабиринта, мне приходило вголову очевидное.

— Твоя связь с Домом?… — тихо произнес я.

— Считают, что у короля Оберона был роман с моей матерьюперед тем, как родилась я, — сказала она. — По времени сходится. Однако, этовсего лишь слух. Я ни от кого не смогла добиться подробностей. И поэтомуникогда не испытывала уверенности. Но я мечтала о том, чтобы это было правдой.Я надеялась найти какой-нибудь путь к этому месту. Я мечтала попасть сюда,пройти Лабиринт и увидеть, как передо мной раскроются все Отражения. Но я такжезнала, что если не права, то погибну. А затем, когда ты согласился, тыподтвердил мою мечту. Но я не перестала бояться. И по-прежнему боюсь. Толькотеперь я боюсь, что у меня не хватит сил успешно одолеть его.

То ощущение знакомости, испытанное мною при первой встрече сней… Я вдруг сообразил, что его вызвало общее семейное сходство. Ее нос и лобчуточку напоминали мне Фиону, в подбородке и в скулах было что-то от Флоры.Однако волосы, глаза и телосложение напоминали сестру.

Я снова вспомнил зло глядящее изображение своего деда вгалерее наверху. Развратный старый ублюдок действительно погулял на славу.Надо, однако, отдать ему должное. Он был недурным мужчиной.

Я вздохнул и поднялся на ноги. Положил ей руку на плечо.

— Слушай, Корал, — обратился к ней. — Прежде чем мыпробовали взяться за это, нас всех хорошенько инструктировали. Я намеренрассказать тебе о нем прежде, чем ты сделаешь еще один шаг, а пока я говорю, тыпочувствуешь протекающую от меня к тебе энергию. Я хочу, чтобы ты была какможно более сильной. Когда ты сделаешь следующий шаг, я хочу, чтобы ты ни разуне останавливалась, пока не доберешься до середины. Может быть я буду кричатьтебе указания. Сразу же делай то, что я тебе говорю, не думая об этом. Сперва ярасскажу тебе о Вуалях, местах сопротивления…

Сколько говорил, не знаю…

Я следил, как она приблизилась к первой Вуали.

— Не обращай внимания на холод и шоки, — сказал я. — Они непричинят тебе вреда. Пусть тебя не отвлекают эти искры. Ты скоро наткнешься насильное сопротивление. Не ускоряй дыхания.

Я следил, как она пробивалась.

— Хорошо, — одобрил я, когда она вышла на легкий отрезок,решив не говорить, что следующая Вуаль будет намного тяжелее. — Кстати, неподумай, что сходишь с ума. Скоро он начнет играть с тобой в мнемоническиеигры…

— Уже начал, — отозвалась она. — Что мне следует делать?

— Вероятно, это в основном воспоминания. Просто давай имтечь и по-прежнему сосредотачивай внимание на пути.

Она продолжала идти, и я заговаривал ей зубы, пока она непрошла вторую Вуаль. Прежде, чем она вырвалась из нее, искры поднялись почти доплеч. Я следил, как она с трудом миновала дугу за дугой, а потом хитрые кривыеи длинные радиусные повороты, реверсивные петли; временами она двигаласьбыстро, а временами замедляла ход почти до полной остановки. Но все-такипродолжала идти. Она обладала зрением и, казалось, обладала волей. Не думаю,что она нуждалась теперь во мне. Я был уверен, что мне больше нечегопредложить, что исход прохождения находится в ее собственных руках.

Поэтому я заткнулся и следил, раздраженный, но неспособныйпомешать собственному телу повторять ее движения, словно сам был там,предвидящий, компенсирующий.

Дойдя до Большой Кривой, она окуталась живым пламенем.Продвижение ее стало сильно замедленным, но приобретало некую неослабность.Каким бы ни был исход, я знал, что она изменялась, уже изменилась, что Лабиринтвытравлялся в ней и что она близка к концу. Я чуть не закричал, когда она,кажется, остановилась на миг, но слова замерли у меня в горле, когда она содрогнуласьвсем телом, потом продолжила путь. Когда она приблизилась к последней Вуали, явытер рукавом пот со лба. Каким бы ни был исход, она подтвердила своиподозрения. Только дитя Амбера могло пережить испытанное ею.

Не знаю, сколько времени потребовалось ей, чтобы прорватьфинальную Вуаль. Усилия ее стали безвременными и меня захватило этозатянувшееся мгновение. Она стала пылающим движением, окутывающий ее нимбосвещал всю камеру, словно гигантским голубым факелом.

А затем она пробилась и вышла на ту финальную короткую дугу,последние три шага по которой вполне могли считаться самым трудным отрезкомпути во всем Лабиринте. Как раз перед точкой выхода встречаешь какое-то своегорода психическое поверхностное натяжение, соединяющееся с физической энергией.