– Выезжать, конечно, будет сложно. Зато машины не видно. Ониведь знают уже мою «волжаночку», – объяснил он.

Ничего примечательного ни во дворе, ни в подъезде они незаметили. Подойдя к своей двери, Лена резким движением откинула коврик.

Под ним было темно-коричневое пятно, в котором поблескивалимелкие осколки. Кончиком пальца, очень осторожно Лена прикоснулась к пятну. Онобыло подсохшим, но еще свежим – резкий запах йода не успел улетучиться.

– Может, не надо? – шепотом спросил Гоша. Но Лена ужеповернула ключ в замочной скважине.

– Подожди, я первый, – отстранил ее Гоша.

В руке у него был зажат пистолет. В квартире было темно итихо. Только в ванной капала вода из неисправного крана. Подождав несколькосекунд, Лена громко произнесла:

– Нет никого. Убери свою пушку.

– Ты что? – испуганно зашептал Гоша, продолжая сжиматьпистолет. – Откуда ты знаешь?

– По запаху чувствую. Как собака, – усмехнулась Лена изажгла свет в прихожей. Под ковриком она обнаружила точно такое жетемно-коричневое пятно, как и снаружи.

Сняв сапоги, она плотно задернула шторы на кухне и в обеихкомнатах. Потом везде включила свет и весело предложила:

– Может, чайку попьем?

– Какой чаек! Ты что! Поехали скорей отсюда. Они же могутвернуться в любой момент.

– Подожди, сейчас поедем. Надо все осмотреть как следует.

Осмотр не дал ничего. Кинув в рюкзак кое-какие мелочи, которыезабыла прихратить, когда в спешке убегала из дома, отключив пустой холодильник,Лена последним, почти прощальным взглядом оглядела обе свои комнаты. Вряд ли доотлета в Нью-Йорк она решится заглянуть домой еще раз. Лучше уж оставшиеся днипожить у тетушки на Шмитовском.

И вдруг взгляд ее упал на письменный стол. На столе лежалсложенный вчетверо листок бумаги – до этого она просто не обратила на неговнимания.

– Кажется, это привет из Лесногорска. – Лена осторожно взялалисток, развернула и даже присвистнула от удивления.

Гоша заглянул ей через плечо и тоже присвистнул.

Это была переснятая на ксероксе иллюстрация из медицинскогоучебника, вероятно, дореволюционная, судя по подписи со старой орфографией.Гласила эта надпись следующее: «Продольный распил замороженного трупабеременной. Срок 25 недель». Именно это и было изображено на стариннойфотографии.

– А нервишки-то сдают у мадам Зотовой, – задумчивопроизнесла Лена.

– Почему ты думаешь, что это именно она?

– А ты сам подумай. Явиться ко мне домой только для того,чтобы оставить такое вот, с позволения сказать, послание, могла только натуранервная и впечатлительная. Это – акт истерики, бессмысленный и рискованный. Нупредставь себе – человек берет старый учебник, переснимает такую вот веселуюкартинку, потом заходит в чужую квартиру и кладет на письменный стол. Смысл?

– Ну, она хотела напугать тебя… – робко предположил Гоша.

– Надо быть идиоткой, чтобы вообразить, будто после всегопережитого я испугаюсь какой-то картинки. Но Зотова – не идиотка. Просто у неечувства перевешивают здравый смысл. Ведь эту бумажку ничего не стоит назватьугрозой с целью шантажа. Есть, кажется, такая статья? Причем угроза не простобыла брошена в почтовый ящик, а доставлена непосредственно в квартиру. В общем,спасибо большое Амалии Петровне. Теперь мы имеем не только две кассеты, но ещеи красивую картинку. Завтра утром я позвоню Кротову. А сейчас поехали наШмитовский. Я устала сегодня. Хочу есть и спать.

– Знаешь, я тоже голодный как волк. Я одно кафе знаю, наПресне, недалеко от твоего Шмитовского. Маленькое, тихое, и кормят там вкусно.Поехали, я угощаю. Мы с тобой сегодня заслужили хороший ужин.

…В квартире Зои Генриховны было темно и тихо. Лена знала,что тетушка ложится спать рано. Только Пиня показался ей немного странным. Онвяло лизнул ей руку, без всякой радости отправился гулять.

Во дворе пес поднял свою тонкую мордочку в белесое ночноенебо и жалобно завыл. Лена спустила его с поводка, но бегать он отказался.

«Он ведь тоже старик, – подумала Лена, – поэтому сейчассонный, вялый».

Субботу Лена собиралась полностью посвятить переводурассказа. До отлета надо было успеть подготовить его к публикации. Работа естьработа, несмотря ни на какие погони и угрозы. Только вот Кротову надопозвонить, договориться о встрече, отдать ему кассеты и картинку.

* * *

В кафе действительно было тихо и уютно. Лена удивилась: какже, прекрасно зная на Пресне каждый закуток, каждый дворик, она никогда незамечала прежде этого чистенького, приличного кафе?

Они просидели там почти до полуночи. Когда принесли счет,Лена полезла в сумочку за деньгами.

– Ну мы же договорились! – возмутился Гоша.

– Ты будешь платить за своих девушек. А я пока твояначальница. – И она протянула деньги официанту.

* * *

Амалия Петровна чувствовала себя замечательно. Она досталасырье, все получилось чисто и без накладок, если не считать неприятной репликиэтой самой Глушко: «Я подам на вас в суд».

Но ничего, можно пару раз зайти к ней в палату, поговоритьласково и участливо, расположить к себе. Уж это Зотова умела!

Немного беспокоила еще одна мысль: зачем она пошла на этудурацкую детскую выходку с иллюстрацией из учебника Бумма? Ей просто надо былоизлить свою ненависть к Полянской, когда она узнала о взрыве «скорой» и гибелитроих мальчиков.

«Из-за этой гадины у нас пошла полоса одних неудач. Надо еехоть как-то проучить, а то ей все сходит с рук!» – думала Зотова, заходя вчужую квартиру и кладя на письменный стол свое послание.

Теперь, когда ненависть немного утихла, Зотова поняла, чтопоступила глупо и рискованно. Но она не могла отказать себе в удовольствии –представить лицо Полянской, когда та на своем письменном столе увидитпродольный распил трупа на картинке.

Немного пожурив себя за легкомыслие, Амалия Петровна вбила вочищенную кожу лица легкий ночной крем, погасила свет и легла спать. Завтра онаустроит себе маленький праздник.

Завтра суббота.

* * *

В субботу в десять часов утра к воротам Лесногорскойбольницы подъехал «жигуленок» Кротова. Рядом с Сергеем сидел Георгий Глушко.

Из будки у ворот лениво вышел охранник в камуфляже, савтоматом и милицейской дубинкой.