Часть стражей по его взмаху сдвинулись с мест, Мрак додверей спальни шёл в коробочке из сверкающих металлом тел. В этом предспальномпомещении вкусно пахнет выделанной кожей и дымом. Он потянул ноздрями,удивился: здесь топят дровами из душистого кедра, да еще и посыпают то лиамброй, то ли какой-то корой с сильным приятным запахом. Совсем оборзели.

Аспард отдал честь, прощаясь, Мрак взялся за дверную ручку,сказал значительно:

— Итак, всем до утра!.. А вы тут не проиграйте своидоспехи и мечи!

Аспард кивнул, не зная, что ответить, а один из стражей,наиболее сметливый, рискнул почтительно ответить на шутку Его Величества:

— Дык чужих нет, а проигрываем друг другу!.. Так иходит мой щит по всем рукам. Совсем замацали.

Мрак закрыл дверь, прислушался: по ту сторону створок Аспардотдаёт приглушенным голосом указания, кому где стоять и за чем бдеть в обаглаза, а за чем и во все три. Успокаивающе позвякивает железо.

В спальне пахнет розовым маслом, пахучими травами, но воздухспёртый, тяжёлый. На ложе с десяток подушек, а ещё штук пять на полу. Однаразорвана, но жаба бесстыдно дрыхнет на ложе. Не просто на ложе, а на самойкрупной подушке, брюхом кверху, пасть приоткрыла, торчит розовый раздвоенныйязык.

Мрак потянулся, взялся за ворот хламиды, приготовившисьсодрать её и рухнуть на роскошное ложе. Он не понял сперва, что егонасторожило, но ноздри подрагивали, ловили и сортировали незнакомые запахи,затем он сообразил, что один запах знаком — запах молодой женщины,половозрелой, испуганной, слегка вспотевшей от напряжения.

Он метнулся в сторону, перекатился через бок, вскочил иодним прыжком оказался у портьеры. Рванул со всей дури, она с треском рухнулана пол, следом упала толстая длинная палка и треснула по голове.

За портьерой стояла молодая женщина с длинным узким кинжаломв обеих руках. Вскрикнув, как раненая птица, она бросилась на него,замахнулась. Мрак легко отнял, стараясь не коснуться лезвия, что-топодозрительно блестит, как бы не смазано ядом, а женщину подвёл к креслу,усадил.

Она дрожала, смотрела с бессильной ненавистью.

— Ну и чё? — поинтересовался Мрак. — Естьхочешь?

Она зябко вздрагивала. Мрак подумал, содрал с ложапокрывало, укутал её плечи. Она сделала попытку освободиться, но смирилась,даже натянула теплую ворсистую ткань потуже.

— Может, — предложил Мрак, — выпьешьчего-нибудь? Здесь хорошее вино, как я заметил, подают. И кормят неплохо.

Она вздрогнула, в больших красивых глазах блеснуланенависть.

— Как, вы изволили заметить? А до этого замечали толькосвои звёзды.

— Что делать, — ответил Мрак добродушно, —люблю звёзды... Поверишь ли, сколько на них смотрю, ни одна ещё с ножом некинулась! Не укусила, не лягнула, не боднула... даже не обругала. А вот люди,увы, порождение крокодилов.

Крокодилы — это такие большие ящерицы. Во-о-о-т такие!..Нет, есть даже длиннее. А кусаются, как...

Он принес кувшин, налил в два кубка вина, один сунул ей вруки. Она затравленно смотрела, как он наливает, словно хотела заметить, когдаже он бросит туда яд, но кубок приняла, даже отхлебнула.

Мрак сел напротив. Выпил залпом, налил себе ещё, отхлебнулполовину. Женщина наблюдала за ним с явным недоумением. Мрак вытер рот тыльнойстороной ладони, сыто икнул, сказал спокойно:

— Эх, звёзды... Мдя, это — весчь!.. Смотрю на них, идуша взвеселяется... Ладно, напомни мне, красавица, где я тебе дорогу перешёл.А то, панимашь, из-за этих прекрасных звёзд не замечаю всяких серых мелочейжизни...

Он уставился в её красивое лицо коричневыми глазами. Онапоёжилась, он заметил, как её глаза окинули быстрым взглядом свои руки и ноги,и даже бросила быстрый взгляд на стену в поисках зеркала, в самом ли деле онатакая уж серая мелочь жизни.

— Вы, Ваше Величество, — произнесла она голоскомчистым, как ручеёк, но полным яда от берега и до берега, — не помните уже,что я через две недели должна взойти на ваше ложе?

Он оглянулся на ложе. До него рукой подать, но ончувствовал, что легче ледник встащить на его ложе, чем эту женщину.

— Через две недели? — переспросил он. — А тычё... недовольна, что не щас? Хочешь меня принудить прямо щас?.. Да не кидайси,это я так шутю, шуток не разумеешь, женщина... Если я тебе не ндравлюсь, чтообидно, конешно, я из себя весь такой... ну, такой замечательный, а ты носворотишь, то просто не всходи на это ложе. Оно в самом деле высоковато, а восне свалишься, костей не соберешь... Правда, ковёр мягкий.

Она смотрела злыми глазами, напомнила ядовито:

— А вы забыли про договор? Он промычал, с силой потерлоб:

— Договор, договор... Что-то я мелочи забывать стал...Звёздное небо такое большое, панимашь, огромное даже, а все, окромя него, такоемелкое... Ты говоришь договор? Так тцар я или не тцар?.. Если я могу порватькакой-то договор, то я его рву. Или я обязан жениться, как порядочный... гм...

Он перевел взгляд на её живот. Она вспыхнула, на щекахвыступили красные пятна.

— Да я лучше из башни брошусь!.. Да я лучше утону!.. Дая зарежусь, если ко мне только протянутся ваши руки!..

Он вытянул перед собой руки, сжал и разжал кулаки. Сейчас,обнажённые до плеч, покрытые сильным солнечным загаром, с белыми шрамиками, онивыглядели как потемневшие стволы деревьев со снятой корой. Только при каждомшевелении пальцев под кожей прокатывались бугры мускулов.

— Гм, — сказал он озадаченно, — что в этихруках не так? Но ты меня успокоила, хоть и с ножом. Значит, между нами ничо небыло? Фу, от души отлегло. А я уж испугался, как бы, в самом деле, жениться непришлось. Ну, если между нами ничего не было... точно не было?.. то неча тебетревожиться. Но и ты ко мне ничего не имей, ладно?

Она смотрела на него из глубин кресла, как затравленныйзверёк. Глаза блестели, ещё чуть, и оскалит зубы. Но взгляд то и делоперепрыгивал на его обнаженные руки, в глазах росло удивление.

— Я-то не имею, — почти прошипела она. — Ноотец мой уже с месяц как готовится!

— Так не ему же всходить на мое ложе, — хмыкнулМрак. — Скажи, пусть не готовится. Мне и без него тесно...

На ложе зашевелилось. Жаба перевернулась на брюхо,приподнялась на всех четырёх и смотрела на красавицу хмуро, оценивающе.

— Или, — продолжил Мрак рассудительно, — еслитебе так невтерпеж замуж... то пусть твой батя готовится, а ты дуй за другого.Если хочешь, я могу замолвить за тебя словцо. Порекомендую.

Она снова вспыхнула, Мрак с раскаянием подумал, что не умеетон вести такие гладкие и умные речи, как Олег, не умеет разговаривать сженщинами, как Таргитай. Что ни брякнет, всё не так толкуют, словно он мудрецкакой, в каждом слове которого семь смыслов и пять иносказаний.