Я видел похожую на пергамент кожу мертвых узников Аушвица,их конечности, похожие на палки. Я присутствовал на суде в Нюрнберге, я помнилэто. Я слышал голос Стивена Спендера, читающего свою «Вену»; я видел мамашуКураж на сцене в ночь премьеры брехтовского спектакля; я видел, как ракетывыползают вверх из своих металлических гнезд: Пенемюнде, Ванденберг, мысКеннеди, Кызылкум в Казахстане… собственными руками я касался Великой Китайскойстены. Мы пили пиво и вино, и Шахпур сам сказал мне, что мертвецки пьян.Забравшись в зеленые леса Западной резервации, я за один день снял три скальпа.Я мурлыкал песенку, когда мы маршировали в колонне. Я вспомнил ее начало:«Aupres de la Blonde»[7]… Я вспоминал, вспоминал… свою жизнь вТени, которую сами его жители называют Землей. Еще три шага, и в руке у меняоткуда-то появилась окровавленная шпага; я увидел троих мертвецов и собственнуюпавшую лошадь — я бежал от Великой французской революции. И еще многое, очень,очень многое… Я возвращался назад.

Еще шаг.

Шаг назад…

Мертвецы. Они окружали меня со всех сторон. Чудовищный запахразлагающейся плоти висел в воздухе; я услышал истошный визг собаки, забитойногами до смерти. Клубы черного дыма застилали небо, свистел ледяной ветер,несущий мелкий противный дождь. Горло мое горело, руки дрожали, голова была какв огне. Я, спотыкаясь, брел по пустынным улицам, перед глазами плыл туман: меняпожирала лихорадка. Сточные канавы были завалены мусором, дохлыми кошками,содержимым ночных горшков. Раздался звон колокольчика: мимо с грохотом проехалвоз, доверху нагруженный трупами, и обдал меня грязью и ледяной водой.

Долго ли я так брел, не знаю. Потом какая-то девица схватиламеня за руку, и я разглядел череп — точнее, кольцо с черепом у нее на пальце.Она отвела меня к себе, но обнаружилось, что у меня, во-первых, нет денег, аво-вторых, я в бреду. По размалеванному лицу женщины пробежала гримаса ужаса,на губах задрожала блуждающая улыбка, она выбежала из комнаты, а я упал на еепостель и потерял сознание.

Позже — и снова я не знал, сколько времени прошло, —какой-то здоровенный мужик, видимо, сутенер той самой девицы, явился и сталбить меня по лицу, рывком. пытаясь поставить меня на ноги. Я вцепился в егоправое плечо мертвой хваткой и буквально повис на нем. Этот тип уже почтивышвырнул меня за дверь, но когда до меня дошло, что я вот-вот снова окажусь нахолодной улице, я еще теснее прижался к нему, как бы протестуя против такойнесправедливости. Я сжимал его плечо изо всех оставшихся еще во мне сил, бормочаедва слышные и полубредовые мольбы.

Потом сквозь пот и слезы, заливавшие мне глаза, я вдруг ясноразглядел его лицо, услышал его пронзительный крик, увидел раззявленный рот,полный гнилых зубов… Его правая рука в том месте, где я вцепился в нее, была сломана.

Он отшвырнул меня левой рукой и, подвывая, упал на колени. Ясел на пол, и на какое-то мгновение голова моя прояснилась.

— Я… я… останусь здесь, пока мне не станет лучше.Убирайся. Вернешься — убью.

— У тебя чума! — крикнул он. — За твоимтрупом и так придут завтра! — Он сплюнул, поднялся на ноги и, спотыкаясь,вышел из комнаты.

Я кое-как добрался до двери и забаррикадировал ее. Потомвернулся к постели, свалился на нее и заснул.

Утром, когда они явятся за моим телом, их ждетразочарование: несколько часов спустя я проснулся в холодном поту и понял, чтолихорадка меня отпустила. Кризис миновал. Я был еще очень слаб, но соображалвполне нормально.

Мне стало ясно, что чуму я победил.

В шкафу нашелся мужской плащ, а в ящике стола было немногоденег. Все это я забрал.

Потом опять вышел в ночь. То была Ночь Чумы, поразившейЛондон…

Я по-прежнему не мог вспомнить, кто я и что здесь делаю.

Вот так все и началось…

…Теперь я уже преодолел довольно значительный участокОбраза. Огни у меня под ногами продолжали мигать, искры снопом взлетали прикаждом шаге. Я полностью утратил чувство направления, неведомо где осталисьРэндом, Дейдра и Мойра. Меня все время било током, глаза норовили выскочить изорбит. Потом в лицо будто вонзились иголки, а по спине пробежал холодок. Ястиснул зубы, чтобы не стучали.

Итак, память я утратил вовсе не в результате автомобильнойкатастрофы. Уже во времена Елизаветы I я не очень хорошо помнил свое прошлое.Флора, вероятно, решила, что после аварии память моя как раз восстановилась. Онаже не могла не знать, в каком я до этого был состоянии. Мне неожиданно пришла вголову мысль, что Флора не случайно оказалась в Тени: ее прислали туда, чтобыследить за мной.

Выходит, я потерял память еще в шестнадцатом веке?

Точно сказать, конечно, было трудно. Это еще предстояловыяснить.

Я быстро сделал еще шесть шагов вперед и достиг концаизгиба. За ним начинался совершенно прямой участок Образа.

Я ступил на него и сразу почувствовал сопротивление, котороенарастало с каждым моим шагом, — Вторая Вуаль.

Потом был поворот направо, потом я еще раз свернул, и ещераз, и еще…

Я действительно был принцем Амбера. Нас было пятнадцатьбратьев — шестеро из них уже умерли — и восемь сестер; две из них тоже ушли вмир иной, а может быть, и четыре. Мы проводили немало времени в Тени, или внаших собственных мирах. В этой связи возникал хотя и чисто академический, новсе же не лишенный философского смысла вопрос: мог ли тот, кто обладал такойвластью над Тенью, создать собственный мир? И каким бы ни был окончательныйответ, судя по практическим результатам, мы такой способностью обладали.

Начался новый изгиб Образа. Я медленно продвигался вперед.Ноги будто приклеивались к полу. Один шаг, два, три, четыре… Я по-прежнему струдом отрывал свои сверкающие огнями сапоги от пола, но шел дальше.

В голове звенело; сердце, казалось, вот-вот разорвется.

Амбер!

Идти стало гораздо легче, лишь только я вспомнил Амбер.