получил запись эфира и посмотрел ее. Я был очень зол из-за нее. Я думал: зачем этот человек делает вид, будто знает меня и переживает за меня? С нуля до восемнадцати лет я практически не контактировал с тобой. А теперь ты хочешь рассказать мне о других своих детях? Я не хотел, чтобы люди узнали о моем биологическом отце. Он был частью моего прошлого, которое я с радостью бы забыл, и очень болезненной частью прошлого моей матери. Я не хотел говорить об этом. А теперь этот чувак рассказывает обо всем в эфире национального телевидения.

В той поездке со мной был мой дядя Майк, и в самолете на пути в Орландо я написал рэп под названием Biological Didn’t Bother. В припеве пелось You took me from a boy to a man («Ты воспитал из мальчика мужчину»). Это был такой способ сказать Сержанту, что я благодарен ему за его суровую любовь. Трек начинался так:

Yo, Yo, I want to dedicate this song to

Philip Arthur Harrison («Йоу, йоу, я хочу посвятить эту песню Филипу Артуру Харрисону»).

Word up, ‘cause he was the one who took me from a boy to a man («Отвечаю, ведь он был тем, кто вырастил из мальчика мужчину».)

So as far as I’m concerned, he’s my father

‘Cause my biological didn’t bother («Так что насколько я могу судить, он – мой отец, ведь биологическому было плевать»).

Я не знаю, чего ожидает Джо Тоуни, когда бросает восемнадцатилетнюю девушку и ее новорожденного ребенка. Теперь он живет в доме своих родителей и продолжает посылать мне какие-то сообщения, но я не могу иметь с ним дел. Я предан. Фил Харрисон сделал меня тем, кто я есть, к лучшему или к худшему. Вот так. Ничего личного. Филип Харрисон – мой отец и мой папочка. Точка. Без обиняков. Если бы не он, я не знаю, где бы я был сейчас. Поэтому оставь нас в покое, идет? Это довольно просто, по-моему.

Мне нравилось делать рэп-записи, и я смог даже заработать на этом какие-то деньги, но это были крохи в сравнении с моей баскетбольной зарплатой. Я получил отличный опыт, но не собирался зарабатывать себе этим на жизнь.

Людям понравилась моя первая пластинка, и все было хорошо, но рано или поздно это должно было произойти: хейт в индустрии начал набирать обороты. Рэперы начали обижаться на мой успех. Они говорили: «Ты – профессиональный спортсмен, что ты забыл в нашем мире?» Я чувствовал, как течение меняет направление.

Когда вышел Shaq Diesel, его крутили все подряд. Но теперь, когда я сделал вторую пластинку, мне пришлось ездить по радиостанциям и студиям, чтобы продвинуть треки. Они выдавали мне миллион баскетбольных мячей, которые я должен был подписать – иначе они не стали бы включать мои треки.

В первый раз все хотели записаться со мной. Теперь же все начали звонить и говорить, что готовы сделать это снова, но уже за 200 тысяч долларов.

Но было двое ребят, которые так себя не вели. Бигги Смоллс и Jay-Z были очень любезны – лучше некуда. Они сделали это бесплатно. Они говорили мне: «Чел, мне нравится твоя работа. Ты настоящий рэпер».

Бигги Смоллс был наиприятнейшим чуваком. В студии он был настоящим мастером. Другие ребята приходили, чтобы записаться, и зависали в студии на всю ночь. Они снова и снова читали куплеты и перезаписывали их, что-то обрезали и меняли. Свой куплет я всегда готовил заранее, потому что не хотел связывать их. Я работал над своими текстами в самолете после игры. Деннис Скотт, мой лучший друг по «Орландо Мэджик», помогал мне с битами.

Когда приехал Бигги, я зашел в будку и потратил примерно час на свой куплет. Он послушал его и сказал: «Четко. Четко». Потом он сказал: «Ты готов ко мне?» Я протянул ему ручку и кусок бумаги, но он сказал: «Я не пишу, пес».

Он вошел в мою студию и спустя пятнадцать минут выдал потрясающий рэп. Проблема была в том, что он был слишком вульгарным. Я сказал ему: «Эй, Бигги, нам надо подумать о детях», – после чего он вернулся обратно и спустя еще пятнадцать минут выдал нечто еще круче.

Jay-Z был таким же. Исключительный профессионал. Он появился на моем альбоме You Can’t Stop the Reign. Альбом был забит крупнокалиберными звездами, в числе которых были Mobb Deep, DJ Quik и Notorious B.I.G., также известный как Бигги Смоллс.

Бигги был поражен тем, что у меня было. К тому времени я уже переехал в свой дом мечты в Орландо площадью почти 6 тысяч квадратных метров, и он сказал: «Однажды у меня тоже все это будет. Я стану лучшим».

И он стал бы. Он был молод, талантлив и амбициозен. Каждый раз, когда мы с ним виделись, мы выказывали друг другу максимум любви.

Последний раз я видел его 8 марта 1997 года. Мы отмечали мой день рождения, и я был в гипсе. Я ехал по бульвару Сансет и увидел огромную пробку. Бигги мог быть довольно импульсивным, и там он вступил в словесную перепалку с людьми, поэтому мы с дядькой Джеромом Кроуфордом (он был моим телохранителем) остановились, вышли из машины, и я сказал: «Бигги, какого хрена ты делаешь?»

Он улыбнулся и сказал: «Не кипятись, Шак. Я просто решил набить тату. Потом у меня вечеринка. Обязательно приходи, брат». Я сказал ему: «Ладно, прикатим. Увидимся позже». Мы отбили кулачки, и я отчалил.

Бигги выступал на церемонии Soul Train Music Awards, а потом собирался отправиться на афтепати в автомобильный музей Петерсона.

Я тоже собирался сходить на эту вечеринку. Надел свой белый костюм и белую шляпу. Тем вечером я собирался стать там настоящей звездой. Но я был чертовски измотан. Я присел посмотреть телевизор и заснул. Пейджер я забыл в машине, поэтому, когда Деннис и Джером пытались связаться со мной, пейджер срабатывал в машине, пока я храпел наверху.

Наконец до меня смогла достучаться мама. В четыре утра она разбудила меня и спросила: «Шакил, ты ходил на вечеринку?» Я был в состоянии полусна и не понимал, о чем она говорит, а потом она сказала: «Твоего друга застрелили. Он мертв».

Мне потребовалось около минуты на то, чтобы переварить сказанное ей. Когда я наконец осознал, что произошло, я закрыл глаза и увидел Бигги – вот он сидит у татуировщика, шумит, улыбается мне, отбивает кулачок и говорит мне: «Увидимся позже, бро».

Его убийцу