Возможно, она расскажет обо всем позже, думал Владимир. Тишина становилась все более напряженной, она звенела и дребезжала в ушах, действуя обоим обитателям избушки на нервы. Молчание первой нарушила Рита.

— Может быть, погуляем, как раньше?

— Конечно.

По узкой деревенской улочке шагали двое. Они бродили между знакомых обветшалых лачуг и домиков поновее, если так можно назвать дома, чьи крыши не погнул ветер и ставни не вырвала пурга. Деревня испускала свой последний вздох. Люди всё чаще покидали ее, бросая хозяйство, незасеянные одичавшие поля и родной лесной чертог ради городской романтики. У этих негостеприимных мест и впрямь был небогатый спектр предложений среднестатистическому молодому человеку. Юноши стремились войти в большую игру мегаполиса, девушки же бежали от работы, связанной с землей и скотом. Тайга, под чьим огромным крылом они ютились не один десяток лет, начинала пугать их, в ней они видели угрозу мечтам и прогрессу. Рита не вернулась в дом, где прошло ее детство — единственный период ее жизни, когда она была действительно счастлива, а обнаружила себя похороненной заживо в промерзшей земле. Женщина не могла предположить, что деревня будет погибать у нее на глазах, что единственная надежда, за которую она отчаянно цеплялась всякий раз, когда продолжать не было сил, выскользнет прямо у нее из рук, точно песок. У Риты не было сил радоваться тому, что показывал ей отец. Они обогнули детскую площадку, где когда-то строили шалаш из еловых веток и стволов молоденьких берез, согнувшихся от сильного ветра. Качели, на которых девочка подлетала к самому солнцу, оказались по-варварски разворочены, наполовину разобраны на металл и переплавлены. На них больше не катались дети, не было слышно их смеха и веселых воплей. Жизнь на окраине мира остановилась: ее пропустили через жернова индустриализации, революции и еще черт знает чего… В это место возили всё, кроме человека. Наверное, был утерян при транспортировке. Какая жалость! Даже жужелицы в ужасе разбегались, едва почувствовав приближение людей.

Рита не могла понять, что стало с ее островом спасения. Она не узнавала родных дворов. Деревня, опираясь на костыль, дряхлой старухой тряслась над развалинами великой цивилизации, шептавшей на языке ветра и кричавшей в синее небо голосами сотен воронов. Женщина мрачно озиралась по сторонам, бросая безумные взгляды на чуждые ей дома и яркие заборы. С каждым шагом идти ей становилось все труднее: она с трудом переставляла длинные ноги.

— У меня кружится голова, — промямлила Рита, растирая пульсировавшие виски. Она почувствовала себя загнанной в угол, прибитой к картонке, словно бабочка на спице коллекционера.

Владимир тут же остановился и встревоженно посмотрел на дочь. Он не знал, как ей помочь, что сказать, поскольку не понимал природы той боли, что она ощущала изо дня в день. Старик, как когда-то прежде, положил руки на искривленные плечи Риты, дрожавшие от накатывавшихся слез, и заговорил с ней тихо, почти мурлыча. Голос его был спокоен и похож на шум перекатывающихся песчинок в жаркой пустыне. Шелест шуршавшей над их головами листвы сливался с его чуткими словами, обволакивая обугленное сердце Риты, словно молочная река. Владимир, как мог, внушал ее испуганным глазам безграничную отцовскую любовь, без которой женщина оголодала в адских чертогах человеческих поселений, где дома — седые могильные плиты.

— Я ждал тебя все это время, Рита. Ты можешь остаться здесь навсегда. Пока я не умру, я буду заботиться о тебе и Иване, а потом… Вы разберетесь и сами. Не плачь, пожалуйста, только не надо так…

Ресницы старика задрожали, и на них появились мокрые тяжелые капли. Он крепко обнял Риту, сжимая ее ребра, чуть ли не хрустя ими, как веточками хрупкого деревца. Дочь не сопротивлялась его нежности и уткнулась носом в его плечо. Женщина разрыдалась, как маленькая девочка, у которой отняли любимую игрушку или лишили сладкого. Она больше не желала думать о том, что существует что-то кроме вновь молодого и сильного папы, таежного лесного чертога и речки, в которой плещется веселая рыба. Снова сильнее всех в мире, да, именно! Ее отец укроет ее от ужасов жизни, от монстров, рыскающих на болотах, и, главное, от самой себя. Она представляла, как они идут по узенькой тропинке, рассматривая лишайники, мхи и дикую землянику. Месяц май. Весна. Рита бежит в догорающий закат, сбивает коленки и смеется, ведь дальше — поля, а боль пройдет. Все проходит.

Глава 9

Две недели прошло с тех пор, как Белая волчица привела свое семейство к берегам «безграничного озера». За это время она успела неплохо освоиться на местности и разгадать пару животных троп. Охотница была полна жизни, глаза ее ярко сверкали, как два маяка, а шерсть переливалась на солнце и впервые за несколько месяцев лоснилась, утопая в жиру. Белая волчица смогла развить новый навык, позволивший ей почти не отходить от волчат: она стала ловить рыбу. Полуостров, на котором располагалось их новое логово, по счастливой случайности служил местом нереста карася. Рыба подошла вплотную к берегу, где разрослись целые подводные джунгли из водорослей. Она проходила по дну почти на боку, едва не выбрасываясь на коряги, опущенные со склона в воду. Карась, ведомый единственным желанием — оставить потомство и наметать икру, совершенно обезумел в пылу брачных игр. Самцы били о воду мощными хвостами, хлестали друг друга гладкими боками и взбирались на гребни волн, поднимали такой шум, что даже пробудившиеся птицы улетали на дальние ветки: спасали перья от брызг. Белой волчице не приходилось даже прятаться в засаде: рыба ее совсем не боялась и попросту игнорировала. Для охотницы нерест карася стал подарком тайги. Она заходила в воду по плечи и без особого труда выхватывала первую попавшуюся рыбину из косяка, ловко перекусывая ей хребет. Белая волчица наедалась так, что с трудом могла передвигать лапы, отъедались и щенки. Волчата валялись на ярком весеннем солнце, подставляя теплу свои набитые животы. Они обленились и покрылись жиром, ребра больше не выпирали острыми буграми из-под шкуры, а были обтянуты мышцами и мясом. Детеныши жили в раю на земле, они забыли чувство голода, холода и страха. Ночь не могла их напугать, ведь на их островке не было ни страшных филинов, ни людей с громом в руках. Волчата проводили дни за играми, неохотно покусывая друг друга за уши в перерывах между обедом и ужином, пока их мать занималась рыбной ловлей, казавшейся им до невозможности легким делом. Однажды Гроза решила помочь матери, проследовав за ней к месту нереста карася.