Волчата росли, дни тянулись за днями. Они всё больше походили на грациозных зверей, хозяев лесного чертога. Их коротенькие хвостики всё чаще закручивались в забавные калачики, а у некоторых детенышей кончики ушей загибались совсем по-собачьи. Они до безобразия напоминали отца. В Грозе сохранилось больше всего волчьей крови: с первого взгляда ее невозможно было отличить от порядочной маленькой волчицы. Малышку выдавал лишь непослушный кончик хвоста, сворачивавшийся бубликом при любом возбуждении, точно жирная волосатая гусеница.

Белая волчица решила вывести волчат с райского местечка и показать им окрестности. Рыба ушла от берегов и залегла на дно, приготовившись ожидать нового сезона размножения. На водном зеркале больше не блестела бронзовая чешуя, заманчиво завлекая обленившихся волков. Весна была в самом разгаре, щедро одаряла лесных обитателей кровом, обильной пищей и своим пленительным теплом. Тайга с благоговением наблюдала за своими детьми, не скупясь на эмоции: она бежала по оттаявшей земле, ранние цветы по болотам и лесным опушкам. Медведи, заметив столь приятную перемену в природном настроении, выходили из своих берлог, исхудалые и невероятно голодные. Их желудки в период сразу после пробуждения напоминали бездонные печи, предназначенные для непрерывной переработки топлива. Медвежий голод был неутолим. Здоровяки занимали весь свой день поиском пищи для своей туши, а также для медвежат, впервые увидевших свет этой чудесной весной. Косолапые, неуклюжие, с узкими кошачьими черными глазенками детеныши забирались на стройные стволы сосен и охотно терроризировали гнезда птиц и насекомых. Одними из первых их жертв становились черви и всевозможные личинки. Особенно охотно медвежата поедали гусениц, забавно убегающих на своих многочисленных коротеньких ножках. Мать-медведица водила несмышленых детенышей к большой воде, лежала на озерном берегу, подставляя бока солнцу, пока медвежата боролись с камнями, песком и галькой. Они катались по воде, визжа и по-детски рыча, снова и снова ударяя друг друга тяжелыми лапами. Медведь, накопивший достаточно жира, чтобы пробудиться ото сна и встретить новый рассвет, — счастливый медведь.

Белая волчица знала о своих новых соседях. Сейчас, когда все ее большое семейство рысью покинуло водную крепость, она старательно обходила следы огромных лап на грязи. Гроза решила побольше разузнать о размерах медведя; поставив свою крохотную лапку поверх чудовищного следа с длинными когтями-бритвами, малышка поняла: пока ей рано тягаться с этим зверем. Она обошла отпечаток медвежьей лапищи со всех сторон, внимательно обнюхав и размазав его границы хвостом. Этот житель леса пах сладко, точно ягода, которую она так любила срывать с куста, перемазывая морду в соке.

Волки поднялись на небольшое возвышение, откуда было видно и озеро, и их маленький райский уголок. Гроза не могла поверить, что в мире существует столько чудесных мест, ей было жаль, что волки должны спать, чтобы сохранять силы. Будь ее воля — она бы могла целыми днями обходиться без сна и наблюдать за лесом, не смыкая глаз. Малышка виляла смешным хвостом, когда ее переполняли эмоции. Чтобы дать выход энергии и возбуждению, Гроза подвывала, танцуя на месте. На самом деле ее танец был больше похож на нервное метание от одной березы к другой, однако это не мешало малышке представлять, что она, точно хвоинка, оторвавшаяся от сосны, кружится в воздухе, элегантно его прорезая.

Пока Гроза развлекалась, Белая волчица внимательно изучала лесные тропинки и ручейки, спускавшиеся с каменистого склона. Наверху, за молодой елью, виднелось нечто яркое, непривычное замыленному после долгой серой зимы глазу. Охотница взобралась чуть выше и обнаружила заросли багульника. Каменный цветок заполонил все пространство, куда падали лучи солнца. Белая волчица поначалу опешила от буйства лиловых красок, попятилась и прижала хвост: она ожидала увидеть врага, броситься в бой, но никак не могла понять, что ей делать на этом чудовищном карнавале. Багульник смутил матерую волчицу, однако своей неприличной яркостью и буйством оттенков лилового цвета растение околдовало волчат. Детеныши с радостными визгами пробегали среди его зарослей, трепали стебли и разрывали продолговатые листья на разноцветные ленточки. Волчата пусть по-варварски, но оценили великолепие щеголя-багульника. Весенняя тайга заставляла их понемногу забывать, что мир, между прочим, не удобная подстилка и рыба, плещущаяся у самого носа — только лапу протяни. Гроза, так же по-детски наивно, как и все, кто по счастливой случайности живым встречал свою первую весну, играла, пока не отнимались лапы, бегала по пням, пролезала в расщелины между тонкими березами и каменными насыпями, поднимала осторожных куропаток и отчаянно облаивала дятла. Лесной музыкант, занятый добычей пропитания для себя и новой подружки, отстукивал острым клювом свою любимую рабочую песню, показавшуюся Грозе чем-то похожим на грохот маленьких камушков, бьющихся о склон. Она встала передними лапами на ствол, запрокинула клиновидную волчью голову и завиляла закрутившимся в калачик хвостом. Ее голос был еще слабоват, казался особенно смешным для работящей птицы, отказывавшейся уделить даже одну лишнюю минуту ради столь нелепого существа. Дятел в красной каске педантично выстукивал знакомый ритм, время от времени доставая из-под надколотой коры барахтающегося в воздухе и семенящего лапами жука. Грозе ничего не оставалось, кроме как сидеть и наблюдать, уткнувшись грустным носом в лапы. Когда дятел перепрыгивал с ветки на ветку или ползал по стволу, она тихо рычала, представляя, как она повыдирает ему все красные перья с головы, когда тот по неосторожности или от своего, как ей нравилось думать, небольшого ума рухнет на землю, прямо ей в пасть.

Глава 10

Рыжей лисицей Циля петляла через залитый талой водой луг. Собака ловко скакала по проталинам, обнажившим грубую земляную шкуру тайги. Почва, показавшаяся из снежных нарывов, пахла молодой зеленой травой и влагой. Весна бережно обвила набухающие почки на молодых деревьях и кустарниках, забралась под каждый камень, вытянув из-под него молодые ростки, растормошила спящих под покровами льда жуков, до сих пор пребывавших в состоянии анабиоза. Пылкая и неуемная, она выпрямилась во весь рост, расточая свой свет, орошая жестокий край своими теплыми дождями и песнями ветра.

Укрываясь в рыхлом снегу, прижавшись друг к дружке мягкими пушистыми крыльями, отдыхали куропатки. Отяжелевшие от поедания семян птицы мирно устроились близ одной из низин, наполнившихся водой и превратившихся в маленькие озера. Куропатки не были любительницами воды, в отличие от диких уток, недавно уверенно приземлявшихся на одну из таких луж. Маленькая стайка путешественников вернулась из теплых краев, о которых они болтали весь день и всю ночь напролет. Они вспоминали, что там, далеко за горизонтом, солнце светило ярче, сородичи погибали реже, почти не было слышно грохота охотничьего ружья, однако когда