Нет. Должно быть, это игра моего голодного воображения. Вотслопаю еще один сэндвич и буду в порядке.

Когда я потянулся за ним, в мои ноздри проник знакомыйзапах.

— Мама? — тихо произнес я, узнав один изразработанных ею ароматов, развернулся с сэндвичем в пурпурной руке и оказалсялицом к лицу с Хиллари Уинстон Дефис Смит.

Она заморгала, переводя взгляд с пурпурной руки на моенеожиданно побледневшее лицо, и, хоть и не сразу, но с роковой неизбежностью пришлак изумленному узнаванию.

— Хантер? — пробормотала она.

— Заслужила медаль за догадливость, — ответил я.

— Это ты! — вскрикнула Хиллари. Несколько еедрузей обернулись в мою сторону, возможно ожидая увидеть какую-нибудь мелкуюзнаменитость или давно не появлявшуюся кузину из клана Уинстон Дефис Смит.

— Э, привет, Хиллари, — промямлил я, мысленноповторяя как заклинание: «Только не по имени! Только не по имени!»

— Хантер, боже мой! Тебя не узнать! Совсем другойчеловек!

Лысый тип находился напротив меня, нас разделяло всегонесколько ярдов, а Хиллари выкрикивала мое имя.

— Ну, не так уж сильно я изменился.

«Не упоминай волосы!»

— В общем, да. Что ты сделал со своими волосами,Хантер?

Я почувствовал, как взгляд лысого малого остановился на мне,как он оценил мои рост и телосложение, сопоставил это с моим часто упоминаемымименем (в настоящее время тридцать вторым в списке популярности) и, наконец, сволосами.

— Тебе действительно стоит почаще заниматьсясобой, — сказала Хиллари, и выражение ее лица добавило еще одну пугающуюмысль ко всем прочим и без того метавшимся в моей голове: похоже, на ХиллариДефис снисходит откровение насчет того, что маленький скейтбордист Хантер выроси стал прямо-таки красавчиком.

Потом она призадумалась.

— Но почему пурпурные руки? Это должно означатьретропанк или что-то еще?

Бывают времена, когда единственное, что приходит на ум, это:

— Мне нужно идти.

Я отчалил, проигнорировав ее удивление, отправив наавтопилоте в рот последний сэндвич с семгой. Мне не было необходимостиоглядываться, когда я вошел в зал млекопитающих Африки, стеклянные глазамертвых животных следили за мной, зная, что я помечен.

У меня не было сомнений: лысый идет за мной следом.

Телефон зазвенел.

— Да? — ответил я, все еще на автопилоте.

— Привет, Хантер, — прозвучал низкий голос, откоторого меня пробрало холодом. — Клевая волосня.

Петляя сквозь все еще дефилирующую вокруг слонов публику, язатравленно оглянулся. Он медленно, неуклонно приближался, мощно рассекаятолпу.

— Мы хотим поговорить с тобой.

— Э, позвоните мне завтра.

— С глазу на глаз. Сегодня вечером.

И тут я, при всей своей растерянности, сам перешел внаступление.

— Где Мэнди?

— Она у нас, Хантер. — Он помолчал. —Подожди, не бойся, все не так страшно.

— Звучит угрожающе.

Разговор шел на ходу, и, случайно столкнувшись с какой-тоженщиной, я виновато помахал ей пурпурной рукой и в ответ на ее сердитый взглядпробормотал:

— Прошу прощения.

— За что? — произнес голос лысого.

— Это не тебе.

Я огляделся по сторонам, пытаясь снова найти его.

Но он исчез.

Мой взгляд заметался от газелей ко львам, к гориллам,пытаясь вновь поймать бугая, но его мощная фигура и лысая голова бесследноисчезли.

— Хантер, речь не о Мэнди, а об обувке.

Я завертелся, пытаясь смотреть во все стороны одновременно.Этот тип ничего не мог мне сделать посреди вечеринки, но я не хотел, чтобы онко мне приближался. Переодетый в охранника, он мог оттащить меня в сторону,сделав вид, что «успокаивает» перебравшего гостя.

— И что? — спросил я.

— Мы хотим договориться. Но только чтобы все было тихо.

Среди кружащей массы «пингвинов» по-прежнему необнаруживалось никаких его следов. Холодное стекло витрины уткнулось мне вспину, и я почувствовал себя пришпиленным к ней, как булавкой.

— Значит, вы хотите, «чтобы все было тихо». Звучит неменее угрожающе.

— Все не так страшно, как ты думаешь, Хантер. Мыхотели, чтобы ты пришел сюда и познакомился с тем, что мы пытаемся делать. Этобольше, чем просто туфли.

— Понятно.

Сигнал поступления нового звонка привлек мое внимание к экрану.

Звонила Джен.

— Э, ты можешь подождать? У меня срочный вызов.

— Хантер, не…

Я переключился.

— Джен! Я так рад…

— Поверни налево, иди.

— Где ты?

— Иди. Он приближается.

Я пошел. Через двери, потом по коридору, увешанномуфотографиями Антарктики, я оказался в зале хижин и костюмов, оружия и орудийтруда.

— Похоже, я в зале Африки.

— Пройди сквозь него, потом поверни направо и вниз полестнице.

Видит ли она меня? Не было времени спрашивать.

Я подошел к красной ленте, ограждавшей зону вечеринки, иоглянулся.

— Джен?

В комнате ее не было, если только она не замаскировалась поднеподвижного шамана племени йоруба. А вот лысый тип был на виду: шел за мнойразмеренными шагами, с раздосадованной физиономией босса, чьими указаниямипренебрегли.

— Продолжай идти, — сказала Джен из моеготелефона. — Я смотрю на карту. Беги.

Я поднырнул под ленточное ограждение, повернул направо ипроскочил через затемненную комнату, полную витрин с чучелами птиц. Справа отменя появился пролет мраморной лестницы.

Зная, что лысый детина преследует меня, я, не оборачиваясь,помчался вниз по неосвещенной лестнице. Стук по мрамору твердых подметок моихтуфель отзывался эхом, словно со всех сторон разочарованно щелкали языками.

Эх, много бы я отдал за хорошие кроссовки. Или одежду безярлычков с впивавшимися в меня булавками.

У подножия лестницы я прошептал:

— Куда теперь?

— Опять направо. Мимо скелетов обезьян.

Я вошел в длинный зал, где был представлен весь циклчеловеческой эволюции: от медлительных, похожих на ленивцев древесных приматовдо таких же медлительных хомо телевизионс, смотрящих телевизор у себя вгостиной, — и все за тридцать секунд. Среди затемненных экспонатов я вдругпочувствовал, как я одинок (если не считать обезьян), и задумался, чего радипокинул относительно безопасную вечеринку.