Однако складка, залёгшая между бровями Бергая,свидетельствовала не столько о гневе, сколько о напряжённой задумчивости.Волкодав, только что обзывавший Бергая дураком, отлично знал, что на самом делеэто было далеко не так; впрочем, с непроходимым глупцом он не стал бы ивозиться. А значит, оставалась надежда, что молодой халисунец переживётобидные, пришедшиеся по больному слова, не разобидевшись насмерть, а потом чегодоброго даже спросит себя, не было ли в них какого здравого зёрнышка.Поразмыслит далее – и, глядишь, в самом деле разыщет библиотечный чертог изамучит скупердяя-хранителя, требуя книгу Зелхата…

– Да чтобы я руки замарал о книгу изменника! –возмутился между тем Сурмал. – Если, как ты говоришь, прежний шад загналего в ссылку, то, надеюсь, достаточно далеко! Жалко, конями не велел разорвать!Я ведь тоже через это дело принуждён был из дому убраться! Через халисунцев, тобишь! Пятьсот лет назад мой предок погиб у Реки, когда было сброшено иго и мывыпроваживали завоевателей! В моём роду этим гордились! А тут, вишь, я приезжаюв Мельсину и перво-наперво встречаю молодого вельможу, он болтает с приятелем ивовсю кичится, что, значит, сам он из себя весь красивый и имя у неговыговорить-то приятно, а всё оттого, что его семья – от халисунского семени, стех ещё пор, и что вообще «мы», значит халисунцы, всему научили «их», сиречьздешнее неблагодарное быдло, и… Ну, тут я вежливо так подхожу – да рожу-то емуна сторону и сворачиваю…

Как многие жители Саккарема, Сурмал обладал способностьюговорить невероятно быстро – попробуй вставить словечко. Волкодав и не пытался.Когда-то здесь же, в храмовой библиотеке, ему попалась книга некоегосочинителя. Она привлекла его внимание тем, что посвящена была не самымзнаменитым сражениям Последней войны, происходившим на равнинах Нарлака и вНардарских горах, а, наоборот, довольно мало прославленному походу Гурцатовавойска в земли вельхов и веннов. Одна беда – человек, написавший книгу, былдуховным братом звездослова Кимнота. Он определённо не видел живьём ни единоговенна. И на реке Светынь не бывал. А посему тамошняя война представлялась емуточно такой, как на саккаремской границе, где, наверное, вшивая сотня мергейтоввправду могла угнать в полон целое селение численностью в полтысячи душ.Волкодаву тоже тогда захотелось поймать горе-сочинителя и своротить ему насторону рожу. А потом поправить обратно. Так что Сурмала он вполне понимал. Ноговорить ему об этом не собирался.

– Я когда-то добывал самоцветные камни, – сказалон саккаремцу. – Ты знаешь, под землёй они совсем не таковы, каквпоследствии, на лотке огранившего их ювелира… Это излечивает от склонностиверить первому впечатлению. В забое ты видишь просто ком грязи, к которому иприкасаться-то неохота. Но вот ты берёшь его в руки, оббиваешь с него корки,отмываешь водой…

Да узнают враги у слияния вод:

Не встаёт на колени свободный народ!

За спиною у нас – только солнце во мгле.

Наши прадеды пали на этой земле.

Двести лет мы платили позорную дань.

Двести лет ожидали призыва: «Восстань!»

Двести лет, стиснув зубы, терпели бичи.

Двести лет потихоньку ковали мечи.

И рассвет наступил, разгорелась заря!

Если кровь, то сполна! Если смерть, то не зря!

Выше голову, брат! Видишь тени в пыли?

Это пращуров души встают из земли!

Их бесчестие нам искупить суждено.

Наше солнце восходит у нас за спиной…

– Это… это НАША «Песнь о походе за Реку»! –запинаясь выговорил саккаремец. – Именно так её пели в нашей деревне, а вМельсине я слышал иное… «Тот далёкий позор нам отмыть суждено, За пресветлогошада мы встанем стеной»…

Волкодав кивнул:

– Говорят, Зелхата обвиняли ещё и в том, что онпредпочёл разновидности Песни, бытующие у простого народа, и пренебрёг теми,что исполнялись при дворе солнцеликого Менучера… Но скорее всего это был простопредлог. И скажу вам, что не я о том рассудил – так пишут люди воистину мудрыеи просвещённые, готовые отстаивать истину, хотя бы им за это казнью грозили.

Он помолчал, с удовлетворением заметив, что двое парней,только что готовые безо всякой пощады волтузить один другого, сидели очень тихои смотрели на него во все глаза. Внимательно слушали и другие ученики. Не всепонимали, чего ради Наставник затеял этот разговор, столь далёкий от кан-киро,однако слушали, не отвлекаясь, давно уразумев: всё, что говорит их учитель, следуетосмысливать самым пристальным образом. Когда-нибудь пригодится. Ибо кан-киронастоящего мастера состоит не только и не столько в отточенном владении телом,чтобы с завязанными глазами гулять по двору, раскидывая, как соломенных,вооружённых мечами бойцов. Настоящий мастер использует своё искусство в любомжизненном случае. Даже в простом разговоре. Наткнувшись на злое и глупоеупрямство, он не будет ввязываться в яростный спор, доводящий до оскорблений, апосле до кулаков. Он поведёт себя как в поединке. Примет мысль собеседника,сколь бы, может, противна она ему ни была… подхватит её и поведёт дальше,направляя уже в то русло, которое пожелает проложить сам. И непременнодобьётся, чтобы русло это привело не в трясину, булькающую вонючими пузырями содна, а к спокойному озеру, способному отражать Небо.

Однажды они это уразумеют…

– Племена халисунцев и саккаремцев с самого началавремён разделяет Река, – продолжал Волкодав. – Имена, которые дали ейваши народы, звучат по-разному, у одного Малик, у другого Марлог, но означаютони одно: Край. Край мира. На другом берегу, за Краем, всё иное и непривычное.И у воздуха вкус не такой, и звери неправильной масти, и люди – не совсем люди…Не так выглядят, не так веруют, не так говорят. А значит, нечего и заботиться отом, чтобы поступать с ними по-людски, верно?

Он не умел читать чужих мыслей, но то, о чём в этот мигподумали Бергай и Сурмал, было для него яснее Божьего дня. «Да можно ли с нимипо-людски?! С этими паршивыми торгашами, которые – тьфу! – отхожее местоустраивают под тем же кровом, под которым молятся и едят?!» – молча возмущалсяБергай. «Да можно ли по-людски… с этими?! – мысленно вторил емуСурмал. – С немытыми кочевниками, привыкшими, гадость какая, даже нуждусправлять не покидая седла?!»

Однако потом обоим пришло на ум сопоставить причинусобственного гнева с тем, о чём только что говорил Наставник. И ещё черезмгновение они переглянулись. Нет, не как единомышленники, до этого пока былоещё далеко. Просто покосились один на другого и сразу отвели глаза. Спасибо ина том.

– Мне довелось когда-то переходить эту реку, –сказал Волкодав. – Мы переправлялись вброд, с островка на островок, потомучто там до сих пор нет ни единого моста, и вода то и дело грозила сбить нас сног… Я вспоминал ту свою переправу, когда читал «Созерцание». Всякая река,пишет Зелхат, течёт то обильнее, то беднее. Так и с племенами, населившимиземлю. Державы мира не всегда оставались таковы, какими мы их видим сегодня, ине всегда пребудут в нынешнем равновесии. Что же в этом постыдного? Надо липодчищать древние летописи, согласно которым твоя страна в старину была неслишком великой? Да, несколько столетий назад Халисун был сильней ивоинственней и подчинил Саккарем. Ну и что? Зато сейчас люди засмеют купца,будь он хоть сегван, хоть мономатанец, если он не умеет торговатьсяпо-саккаремски. Корабли из Мельсины ходят в Аррантиаду и сюда, в Шо-Ситайн… аХалисун живёт тихо. Ныне он прославлен не кровавыми подвигами завоевателей, амирным трудом ткачей, познавших все тайны хлопка и шёлка. А что будет ещё черезпятьсот лет?