На сей раз в голосе Сурмала прозвучал почти вызов:

– Чего ради тратить время на бесполезное? Я воин, а нежрец и не торговец.

– Значит, не умеешь, – кивнул венн. –Довольно стыдно для сына великой страны, к тому же готового отстаивать своюродину даже от глупого слова, брошенного не подумавши…

На самом деле неграмотных было пруд пруди даже средиаррантов, которых все признавали учёнейшим в мире народом, вот только говоритьоб этом сейчас определённо не стоило.

– Мою родину, – сказал саккаремец, – великойсделали полководцы, разгромившие халисунских захватчиков! А вовсе не какие-тотам переписчики книг!

Бергай при этих словах дёрнулся, свирепо оскаливая зубы.Однако в бой не полез и даже кричать остерёгся – да и правильно сделал.

– Твою страну, – сказал Сурмалу Наставник, –освободили от ига пять столетий назад…

– Мы помним! – ощетинился саккаремец.

– Народ, – ответил Волкодав словами аррантскогомудреца, которые в своё время возмутили его самого, но позже, поразмыслив, онпро себя признал их правильными, – связно помнит последние век-полтора, адальше начинается безликое «давным-давно», о котором что ни соври – всёокажется к месту. И не спорь со мной, это действительно так. Подумайхорошенько, и сам убедишься. Слыхал я песни ваших певцов: поверить им, так шадДаманхур правил чуть ли не прежде Великой Ночи… Ну и многое знали бы охалисунском нашествии люди вроде тебя, если бы тогда же не нашлись составителикниг, рассказавшие о сражениях и полководцах? А потом не пришли за ними другие,кто эти книги сберегал и тщательно переписывал?.. И ещё третьи – кто до сих порих читает и людям рассказывает? Скажи-ка мне, много ли сохранилось памяти оком-нибудь, кто не упомянут в трудах летописцев?

Сурмал не сумел тотчас придумать достойный ответ и вынужденбыл промолчать. А Волкодав повернулся к Бергаю:

– Теперь ты. Умеешь читать?

– Умею, Наставник, – как бы даже смущённо ответилхалисунец. «О-о-о!» – насмешливо-восторженно послышалось с той стороны, гдерасселись прочие уноты, и Бергай, потупившись, пояснил: – В стражниках служил,порезали малость… С приятелем вместе отлёживались. Он и научил, пока делатьнечего было. Сказал, вдруг пригодится…

– Так, – в третий раз сказал Волкодав, и оба провинившихсяневольно подобрались, понимая, что не вполне понятный разговор о книгах играмоте закончен и сейчас им будет определено наказание. А Наставник продолжал:– Благородное кан-киро не может быть вручено бессмысленным олухам, ведущим себяточно дети, поссорившиеся из-за кучки песка. Поэтому вы сейчас покинете этотдвор. А если захотите вернуться, то сперва сделаете вот что. – Он смотрелсверху вниз на двоих учеников, застывших в напряжённом ожидании приговора, иему было их жаль. Когда-то он и сам был точно таким же. Только злобную нелюбовьк враждебному племени жизнь из него выкорчёвывала иначе, куда более жестоко… Даи наказание, которое он намеревался им положить, кому другому показалось бы некарой, а скорее наградой. – Храмовую библиотеку, – сказал он, –как-нибудь разыщете сами. И если сумеете убедить хранителя, что не от делалытаете, а дело пытаете, он покажет вам одну книгу… Её написал учёный из твоегоСаккарема, Сурмал. Его называют Зелхатом… Раньше ещё величали ЗелхатомМельсинским, потому что он трудился при дворе шада. Он написал много книг. Та,которая вам нужна, называется «Созерцание истории Саккаремской державы, равнокак и сопредельных народов, великих и малых». Вы её прочитаете…

– Книгу какого-то саккаремца! – почти простоналБергай, уже сообразивший, что разбирать написанное, и притом на чужом языке, восновном придётся ему. – Наставник, да этот хранитель меня сразу убьёт, иправильно сделает, потому что я первую же страницу ну как есть заблюю! Что я,халисунец, смогу там найти, кроме охаивания?

– А вот что, – сказал венн.

Пересохшие русла засыпал песок.

Опалённые травы утратили сок.

Слышишь, брат, как они на ветру шелестят?

Слышишь, брат, как от голода плачет дитя?

В родниках вместо влаги – колючая пыль.

Где плескались озёра – полынь да ковыль.

Наливается кровью на небе Луна.

На лугах ни цветка, а ведь это весна!

Доживёт ли до осени маленький сын?..

Брат мой! Или мы не из породы мужчин?

Или наши мечи разучились рубить?

Или кони внезапно утратили прыть?

Или, может, во сне примерещились мне

Хлебородные земли на той стороне?..

– Это же из нашей песни, – отчего-то сдавленнымголосом пробормотал халисунец. – Её поют у нас на пирах, когда наступаетпора вспомнить былую славу и подвиги. Это «Песнь о походе за Реку»…

– Вот видишь, – сказал Волкодав. – Неудивлюсь, если ты даже найдёшь у Зелхата одну-две строки из неё, которыхникогда раньше не слышал. Думай сам, стоит ли ради этого месяц сидеть вбиблиотечном чертоге… А известно тебе, что именно за эту книгу учёногоотправили в ссылку? Недоброжелатели, склонившие к себе ухо шада Менучера,вменили в вину Зелхату, что он впервые не пожелал выставлять твоих предковжестокими и жадными дикарями, как принято было раньше. Он предпочёл рассказатьо народе, чьи земли поразила столь жестокая засуха, что племена вынуждены былистронуться с места, тесня более благополучных соседей…

При этих словах Бергай даже приосанился. Услышать о себе сослов наследного недруга нечто лестное или, по крайней мере правдивое, –дорогого стоит!.. Волкодав не стал сверх меры подогревать его гордость.

– Зелхат, – сказал он, – пишет также о том,что тогдашние шулхады ваших племён, как, впрочем, многие жившие и до них, ипозже, совершили великую ошибку. Вкусив первые победы, вожди стали всё болееуповать на могущество своих мечей. Задумав что-либо получить, они уже не хотелидоговариваться, выменивать и уступать, предпочитая брать силой. Так умножиласьнесправедливость, и через двести лет это привело Великий Халисун к крушению иупадку…

Бергай отвёл глаза и угрюмо сжал губы. Волкодав знал, о чёмон думал. О том, что два века Великого Халисуна были поистине золотым временем,порой изобилия и безопасности, когда к могучей державе не смел подступиться ниодин враг. О том, как ликовала земля, возделанная местными пахарями под защитойнепобедимых конников с запада. О том, какие смышлёные и красивые дети рождалисьу шулхадов и воинов от саккаремских наложниц… И когда оседлые землепашцыподняли неожиданное восстание и в битве всё у той же пограничной реки с бешенойяростью напали на тех, кого по справедливости должны были быблагодарить, – это следовало уподобить губительной снежной буре во времявесеннего цветения…

Так по крайней мере гласили сказания, которые Бергай слышалс младенчества. И вот теперь ему пытались внушить, будто великих шулхадовпрошлого погубило вовсе не предательство саккаремцев, а собственная неправда. Икто же внушал? Наставник, которому за недолгое время учения он привык доверять,которого почитал человеком справедливым и мудрым! Как с подобным смириться?