Она секунду колебалась, потом произнесла:

– Это тоже было в соответствии с инструкцией. Он велел датьвам двести пятьдесят долларов.

– Вы взяли двести пятьдесят на поездку и двести пятьдесятдля меня. Это пятьсот. Оставались ли еще деньги в сейфе?

– Нет.

– Вы взяли все?

– Да.

– Обвинение непременно обратит внимание на этот факт. Сразуже после смерти мистера Тейлмана вы выгребаете из его сейфа все до последнейбумажки.

– Я сделала только то, что он велел, – сказала она, чуть лине плача.

– Куда вы отправились после этого?

– В салон красоты.

– Как долго вы там пробыли?

– Часов пять.

– Вы поехали туда на машине?

– Салон рядом с моим домом.

– Где находилась ваша машина?

– В переулке около дома.

– Когда вы увидели свою машину после посещения салонакрасоты?

– Четвертого?

– Да.

– В половине шестого, когда поехала в аэропорт.

– Вам придется рассказать это, и тогда вы попались…Послушайте, Дженис, если у вас был роман с мистером Тейлманом, скажите мне обэтом, и скажите прямо сейчас. Если вы поехали в Палмдейл на свидание с ним…

– Мистер Мейсон, я же говорю вам, что этого не было. И язнаю, что мистер Тейлман звонил мне не оттуда. Там нет телефона. Ближайшийтелефон находится в двух милях.

– А может ли быть, что вас обманули, что кто-то изображалмистера Тейлмана?

– Ни при каких обстоятельствах, – твердо ответила она, – язнаю голос мистера Тейлмана.

– Дженис, это просто невозможное стечение обстоятельств, –сказал Мейсон, покачав головой. – Как только вы начнете давать показания, васпросто разорвут на куски.

– Но все, что я говорю, – правда!

– Хорошо, пусть будет так. Но мне все-таки кажется, что выот меня что-то скрываете. У меня такое чувство, что вы пытаетесь меня обмануть.Ну что ж, вам же от этого будет хуже.

– Вы мне не доверяете, – сказала она и расплакалась.

Мейсон задумчиво посмотрел на нее и сказал:

– Я не понимаю вас, Дженис, но я все равно буду представлятьваши интересы перед присяжными.

– Я бы хотела, чтобы вы мне больше доверяли.

– Я бы тоже этого хотел, но факты против вас. Вы должны былиприехать на место преступления до дождя и уехать после дождя.

– Я не была там! Не была! Не была! – крикнула она.

– Ну, хорошо, Дженис, как хотите, – пожал плечами Мейсон. –Но я не могу позволить вам давать такие показания. Для вас лучше сидеть молча.Обвинение само должно доказывать вашу вину.

– Мне можно так сделать? – спросила она. – Можно не даватьпоказаний?

– Вы боитесь?

– Да. Я не хочу, чтобы они спрашивали, как я отношусь кмистеру Тейлману.

– Закон дает вам право промолчать, – подтвердил Мейсон. –Обвинение должно доказывать вашу вину. Но могу поделиться с вами кое-какимисоображениями. Если они найдут доказательства, а вы откажетесь от дачипоказаний, вас, скорее всего, обвинят в предумышленном убийстве. Вы молоды икрасивы, много лет преданно служили своему хозяину, поэтому вам, возможно,заменят газовую камеру на пожизненное заключение, но вас, несомненно, обвинят впредумышленном убийстве.

– Я ничего не могу поделать, – всхлипнула она.

– Черт возьми! Боюсь, что я тоже.

Возвратившись в свой кабинет, Мейсон, заложив большие пальцырук в проймы жилета, с мрачным видом принялся вышагивать по кабинету.

Делла Стрит, привыкшая к его настроениям, сидела за своимстолом и обеспокоенно наблюдала за ним.

– Что случится, если вы не позволите ей давать показания?

– Тогда ее почти наверняка осудят, – ответил Мейсон. – Аесли я позволю давать показания, то осудят обязательно. Она явно была влюбленав Тейлмана, и до его второй женитьбы они, очевидно, провели вместе нескольковыходных. Дженис пытается скрыть свои чувства и, несомненно, хотела бысохранить эти встречи в тайне. Если ее начнут допрашивать, то ее репутациябудет погублена в глазах присяжных. А если у нее найдут хоть одну банкноту изтех, что были в чемодане, ее песенка спета.

– Естественно, – согласилась Делла.

– В этом деле слишком многое говорит о шантаже, – продолжалМейсон. – Не было никакой необходимости посылать Тейлману два письма: однодомой, другое в контору. Если Тейлман велел секретарше не вскрывать писем отА.Б.Видала, зачем бросать письмо в корзину для бумаг, где она его навернякаувидит? Письмо… В нем просто предлагалось приготовить деньги. Там не говорилосьни о чемодане, ни о камере хранения. Дженис сейчас считает, что весь этотшантаж – выдумка Тейлмана, чтобы получить большую сумму наличными для какой-тосделки. Но Тейлман мертв, он ничего не может рассказать. Когда за него начнетговорить Дженис, ее будут слушать с откровенным подозрением. Когда онапопытается защитить себя словами Тейлмана, присяжные ей не поверят… И кому-тоудастся улизнуть с двумястами тысячами долларов в двадцатидолларовых купюрах.

– Во всем этом нет логики, – покачала головой Делла Стрит.

– Должна быть, – заявил Мейсон. – Нужно изложить присяжнымлогичную версию случившегося. Более того, версия должна быть стройной иубедительной, чтобы обвинители не смогли ее разрушить. На сегодняшний деньскладывается впечатление, что никакого шантажиста вообще не было. Тейлманпридумал какую-то хитрость, чтобы сделать вид, что его шантажируют, но я немогу этого доказать. Как только Дженис Вайнрайт начнет давать показания, онапогибла… Если они найдут хоть одну двадцатидолларовую бумажку из тех денег, чтобыли в чемодане, ее отправят в газовую камеру.

– Вы все время твердите об этом, шеф. Вы думаете, они могуту нее оказаться?

– Боюсь, что да. Понимаешь, Делла, она взяла из сейфапятьсот долларов. Представь, что вся история с шантажистом – выдумка Тейлмана,чтобы получить наличные из банка. Вполне возможно, что деньги, положенные всейф, он достал из того чемодана. Черт возьми, Делла, в этом деле кое-какиедетали просто не имеют логического объяснения!

– Вы уверены, что Дженис нельзя давать показания?

– Да, если она что-то скрывает. По-моему, она даже непредставляет, что ее ждет при перекрестном допросе. Еще и по этой причине яобошелся столь сурово со второй миссис Тейлман. Я хотел показать Дженис, чтоможет сделать со свидетелем представитель противной стороны.