Дорога в Холодную Гору заняла час. Все это время Уортонсидел на левой скамейке, опустив голову, руки болтались между колен. Время отвремени он постанывал, по словам Харри, а Перси, слегка отошедший от испуга,сказал, что у этого тюфяка слюна капала с отвисшей нижней губы, как у собаки сязыка в жаркий летний день, и под ногами образовалась лужица.

Они въехали через южные ворота к тюрьме, наверное, проехалимимо моей машины. Охранник на южном посту открыл большую дверь между стоянкой ипрогулочным двориком, и фургон проехал внутрь. Во дворе почти никого не было,несколько человек гуляли, но большинство копалось в саду. Было время урожая.Они подъехали прямо к блоку "Г" и остановились. Водитель открыл дверьи сказал, что ему нужно отогнать фургон в гараж, чтобы поменять масло, и что сними было хорошо работать. Дополнительная охрана поехала вместе с фургоном,двое сзади ели яблоки, двери фургона стояли распахнутыми.

С закованным осужденным остались Дин, Харри и Перси. Этогобыло бы достаточно, вполне хватило бы, если бы их не убаюкал вид тощегосельского парня с опущенной головой, стоящего в пыли, с цепями на руках иногах. Они провели его шагов двенадцать к двери, ведущей в блок "Г",в то же самое помещение, которым мы пользовались, когда вели заключенных поЗеленой Миле. Харри – слева, Дин – справа, а Перси шел сзади с дубинкой в руке.Мне никто не сказал, но я уверен, что она была не в чехле, Перси очень любилсвою дубинку. А я в это время сидел в камере, предназначенной для Уортона, иждал, пока он появится и займет ее, – первую камеру справа, если идти вниз покоридору в сторону смирительной комнаты. В руках у меня были бумаги, и я недумал ни о чем, кроме того, чтобы поскорее произнести свою маленькую речь иуйти к черту отсюда. Боль в паху опять усилилась, и мне хотелось лишь одного:отправиться к себе в кабинет и ждать, когда она пройдет.

Дин вышел вперед, чтобы открыть дверь. Он выбрал нужный ключиз связки на поясе и вставил в замок. Как только Дин повернул ключ и потянул заручку, Уортон вдруг ожил. Он издал резкий нечленораздельный крик, похожий навопль протеста, – от этого крика Харри остолбенел на время, а Перси выключилсядо конца событий. Я услышал крик через полуоткрытую дверь, но сначала никак несвязал его с человеческим существом, подумав, что во двор каким-то образомпопала собака и ее побили, что, наверное, какой-то обозленный зэк ударил еемотыгой.

Уортон поднял руки, забросил цепь, висевшую между рук, заголову Дину и начал душить его. Дин издал сдавленный крик и рванулся вперед, вхолодный электрический свет нашего маленького мирка. Уортон с радостью пошел заним, даже толкнул, все время издавая нечленораздельные крики и даже хохоча. Ондержал себя за локти на уровне ушей Дина, затягивая цепь как можно туже идвигая ею наподобие пилы, взад-вперед.

Харри бросился на Уортона со спины, схватив одной рукойдлинные сальные белокурые волосы парня, а другой нанося изо всех сил удары полицу. У него тоже была дубинка и на боку пистолет, но в суматохе он не достални того, ни другого. У нас случались неприятности с заключенными и раньше, ноникто из них не нападал так внезапно, как Уортон. Его хитрость застала насврасплох, Я никогда не видел такого ни прежде, ни потом.

А еще он оказался сильным. Вся его напускнаярас-слабленность исчезла. Харри сказал после, что он прыг-нул словно на клубоксжатых стальных пружин, которые вдруг почему-то ожили. Уортон, уже внутрикоридора ря-дом со столом дежурного, повернулся влево и отбросил Харри. Тотударился о стол и растянулся на полу.

– Эй, ребята! – засмеялся Уортон. – У нас сегодня праздникили что?

Все еще крича и смеясь, он снова принялся душить Дина своейцепью. А почему бы и нет? Уортон знал то же, что и все мы: поджарить его можнолишь один раз.

– Бей его, Перси, бей его! – закричал Харри, вскакивая наноги. Но Перси только стоял с дубинкой в руке, вытаращив глаза, как суповыемиски. Вы скажите, вот шанс, которого он так ждал, золотая возможностьиспользовать свою дурную силу по назна-чению, но он был слишком напуган ирастерян и ничего не мог сделать. Перед ним оказался не перепуганный французики не черный великан, который вообще был слегка не в себе, перед ним оказалсясущий дьявол.

Я выскочил из камеры Уортона, уронив бумаги и выхвативпистолет, забыв про свою инфекцию второй раз за день. Я не подвергал сомнениюрассказ других о том, что у Уортона было безучастное лицо и отсутствующиеглаза, но тот, кого я увидел, был не Уортон. Я увидел лицо зверя – не разумногозверя, а хитрого, злобного и веселого. Да, он делал то, для чего создан. Местои обстоятельства значения не имели. А еще я увидел красное, раздувшееся лицоДина Стэнтона. Он умирал на моих глазах. Уортон заметил пистолет и повернулДина перед собой так, что при стрельбе я обязательно задел бы обоих. Из-заплеча Дина один сверкающий синий глаз призывал меня выстрелить.

Просматривая все, что я написал, я заметил, что назвалДжорджию Пайнз, где сейчас живу, домом для престарелых. Тем, кто работает вэтом месте, такое на-звание не понравится. Согласно буклетам и проспектам,лежащим в вестибюле и рассылаемым потенциальным клиентам, это «отличныйпенсионный комплекс для по-жилых». Здесь есть Центр развлечений – так сказано вбуклете. Люди, которым приходится жить тут (в буклете нас не называютзаключенными, а я иногда называю), говорят о нем просто – телевизионнаякомната.

Здешние обитатели считают меня замкнутым, потому что я почтине хожу днем смотреть телевизор, хотя это не из-за людей, а из-за программ,которые мне не нравятся. Мыльные оперы, Рики Лейк, Карни Уилсон, Роланда – миррушится вокруг ушей, и всем интересны только разговоры о том, с кем спят этиженщины в миниюбках и мужчины в расстегнутых рубашках. Конечно, как сказано вБиблии, «не судите, да не судимы будете», поэтому я выпадаю из общей песочницы.Просто, если бы мне хотелось провести время среди мусора, я проехал бы парумиль к автостоянке «Хэппи Уилз», где вечером по пятницам и субботам всегданосятся полицейские машины с сиренами и мигалками. Мой особый, самый близкийдруг Элен Коннелли со мной согласна. Элен восемьдесят лет, она высокая,худощавая и все еще стройная, очень интеллигентная и утонченная. Она оченьмедленно ходит из-за каких-то проблем с ногами, и я знаю, что ее ужасно мучаетподагра кистей рук, но у нее прекрасная длинная шея – почти лебединая, идлинные красивые волосы, которые падают на плечи, если она их распускает.

Больше всего мне нравится, что она не считает меня страннымили замкнутым. Мы проводим много времени вместе, я и Элен. Если бы не мойабсурдный возраст, я считал бы ее своей возлюбленной. Но все равно, самыйблизкий друг – совсем неплохо, а с некоторой стороны даже лучше. Множествопроблем, возникающих обычно между любовниками, уже просто перегорели у нас. Ихотя я знаю, что никто из тех, кто моложе, скажем, шестидесяти мне не поверит,иногда горячие угли лучше яркого костра. Это странно, но это правда.