Но она сказала: «Только не бросай писать из-за этого».

Я уставился на нее.

– Закрой рот, Пол, ворона залетит,

– Извини. Просто я... просто...

– Ты думал, что я скажу тебе прямо противопо-ложное, так?

– Да.

Она взяла мои руки в свои (так нежно-нежно – ее длинныепрекрасные пальцы с узловатыми ужасными суставами) и наклонилась вперед,неотрывно глядя в мои голубые глаза своими карими, левый из которых был слегказамутнен катарактой.

– Наверное, я слишком стара и хрупка, чтобы жить, – сказалаона, – но я еще не слишком стара, чтобы думать. Что такое несколько бессонныхночей в нашем возрасте? Или привидение по телевизору, ну и что? Разве тыникогда не видел привидений?

Я вспомнил о начальнике Мурсе, о Харри Тервиллиджере иБрутусе Ховелле, подумал о матушке и о Джен, моей жене, умершей в Алабаме. Язнаю, что такое привидения, точно знаю.

– Нет, – повторил я. – Видел, и не раз. Но, Элен, это былпросто шок. Потому что это был он.

Она снова поцеловала меня, потом встала, пошаты-ваясь иприжимая ладони к бедрам, словно боясь, что суставы прорвутся сквозь кожунаружу, если она сделает неосторожное движение.

– Я, пожалуй, не буду смотреть телевизор, – решила она. – Уменя есть лишняя таблетка, я ее берегла на черный день... или ночь. Я сейчасприму ее и пойду опять спать. Может, и ты сделаешь то же самое.

– Да, наверное, тоже пойду, – сказал я. И на секунду вдругподумал предложить ей пойти вместе. Но потом увидел затаенную боль в ее глазахи решил не делать этого. Потому что она может согласиться, и согласиться толькоради меня. Нехорошо.

Мы ушли из телевизионной комнаты (я не возвели-чиваю ее этимназванием, даже не иронизирую) рука об руку, я подстраивался под ее шаги, а онашла медленно и осторожно. В здании было тихо, лишь только кто-то за одной иззакрытых дверей стонал во сне от кошмарного сна.

– Как думаешь, ты сможешь заснуть? – спросила она.

– Да, наверное, – ответил я, хотя, конечно же, не мог, ялежал на кровати до рассвета, думая о «Поцелуе смерти». Я видел, как РичардУайлдмарк, дико хохоча, привязывал пожилую леди к коляске, а потом сталкивалвниз по лестнице. «Вот так мы поступаем со стукачами», – сказал он ей, и тутего лицо превратилось в лицо Вильяма Уортона, такого, каким он был в тот день,когда поступил в блок "Г" на Зеленую Милю:

Уортон хохотал, как Уайлдмарк, Уортон кричал: «У нас сегодняпраздник или что?» Я даже не стал завтракать после всего этого, я просто пришелсюда в солярий и начал писать.

Привидения? Конечно.

Я знаю все о привидениях.

– Эй, ребята! – засмеялся Уортон. – У нас сегодня праздникили что?

Все время крича и смеясь, Уортон снова принялся душить Динасвоей цепью. А почему бы и нет? Уортон знал то, что и Дин, и Харри, и мой другБрутус Ховелл: поджарить его можно лишь один раз.

– Бей его! – закричал Харри Тервиллиджер. Он бросился наУортона, пытаясь остановить все в самом начале, но Уортон его отбросил, и Харрипытался подняться на ноги. – Перси, бей его!

Но Перси только стоял с дубинкой в руке, вытаращив глаза,как суповые миски. Он так любил свою дубинку, вы скажете, что вот появился шанспоработать ею, которого он искал с самого прихода в Холодную Гору. Но шанспредставился, а он был слишком напуган, чтобы воспользоваться им. Перед нимоказался не перепуганный французик вроде Делакруа и не черный великан, которыйвообще был словно не в себе, как Джон Коффи, перед ним стоял сущий дьявол.

Я выскочил из камеры Уортона, уронив бумаги и вы-хвативпистолет. Второй раз за этот день я забыл про свою инфекцию, жгущую мне низживота. Я не сомне-ваюсь в правдивости рассказа остальных о том, что у Уортонабыло безучастное лицо и отсутствующие глаза, как они потом говорили, но тот,кого я увидел, был не Уортон. Я увидел лицо зверя – не разумного, а хитрого,злобного... и веселого. Да. Он делал то, для чего был создан. Место иобстоятельства значения не имели. А еще я увидел красное, раздувшееся лицо ДинаСтэнтона. Он умирал на моих глазах. Уортон увидел пистолет и по-вернул Динаперед собой так, что при стрельбе я обя-зательно задел бы обоих. Из-за плечаДина сверкающий голубой глаз призывал меня выстрелить. Второй глаз Уор-тонапрятался за волосами Дина. Дальше я увидел Перси, замершего в нерешительности сприподнятой дубинкой. И вот тогда в дверном проеме показалось чудо во плоти:Брутус Ховелл. Он закончил перетаскивать оборудование лазарета и пришел узнать,не хочет ли кто кофе.

Брут начал действовать без малейших колебаний: отодвинулПерси в сторону, вжав в стену одним зубодробительным толчком, вытащил своюдубинку из петли и со всей силой обрушил серию ударов по затылку Уортона правойрукой. Послышался глухой звук, словно по скорлупе, как будто в черепе Уортонасовсем не было мозгов, – и наконец цепь вокруг шеи Дина ослабла. Уортон упал,как мешок с мукой, а Дин отполз в сторону, хрипло кашляя, держась рукой загорло, с вытаращенными глазами.

Я сел на колени возле него, но он резко покачал головой,

– Все нормально, – выдохнул он. – Следите... ним! – Онпоказал головой на Уортона. – Закройте! Камера!

Я подумал, что после такого тяжелого удара Брута Уортонупонадобится не камера, а гроб. Но увы! – нам не повезло. Уортон был оглушен, нодалеко не покойник. Он лежал, растянувшись на боку, откинув одну руку, так чтопальцы касались линолеума на Зеленой Миле, закрыв глаза, дыхание его быломедленным, но ровным. На лице даже появилось подобие мирной улыбки, словно онзаснул под звуки своей любимой колыбельной. Тоненькая струй-ка крови стекала поволосам, окрашивая воротник его но-вой тюремной рубашки. Вот и все.

– Перси, – сказал я. – Помоги мне!

Перси не шевельнулся, просто стоял у стены, глядя широкооткрытыми испуганными глазами. Вряд ли он соображал, где находится.

– Перси, черт бы тебя побрал, а ну держи его!

Тогда он сдвинулся, а Харри помог ему. Втроем мы перетащилибесчувственное тело мистера Уортона в камеру, пока Брут помогал Дину поднятьсяи держал его по-матерински нежно, а Дин в это время наклонялся вперед изаглатывал в легкие воздух.

Наш новый «проблемный ребенок» не просыпался почти три часа,а когда проснулся, то оказалось, что мощный удар Брута не оставил никакихследов. Уортон двигался, как и раньше – быстро. Только что он лежал на койке,словно мертвый, а в следующую секунду уже стоял у решетки – молча, как кот, – исмотрел на меня, пока я сидел за столом дежурного и писал рапорт опроисшествии. Когда в конце концов я почувствовал взгляд и поднял глаза, он былтут как тут, с улыбочкой, демонстрирующей ряд почерневших и уже поредевшихгнилых зубов. Я вздрогнул, увидев его. Я старался этого не показать, нопо-моему, он понял.