различимы в шуме парка, звуках радио, футбольного матча и грузовика с мороженым, так что мы улавливали только каждое второе слово.

– Девушка… сестра… отброс… лесби.

Потом они ушли по переулку к пруду с утками, и мы остались вдвоем. Собственно, втроем. Младенец, которого в волнении я не замечала, яростно тряс ногами, требуя внимания. Он бросил панамку на землю.

– Вот, – сказал Стюарт, – сделай одолжение и подержи Кайла, ладно?

Я поняла, что он разговаривает со мной. В шоке я взяла ребенка под его горячие толстые ручки. Стюарт легко перебросил коляску через забор, мы пересекли калитку для поцелуев, и я стояла на тротуаре, наблюдая, как он пристегивает ребенка обратно и затыкает его сердитый рот соской.

– С тобой все в порядке? – спросил он, касаясь моей руки.

Я кивнула. Мои волосы упали, закрывая лицо, и я, не раздумывая, подняла руку и откинула их.

– На твоем месте я бы какое-то время держался в стороне от парка.

– Большое спасибо, – наконец сказала я, поморщившись от того, насколько по-Божественному я звучала, а мой голос был чересчур высоким.

Он смотрел на заходящее солнце, его глаза слегка прищурились, и он напомнил своего отца, хотя они не были особенно похожи. На самом деле он не имел особого сходства и с Лорен, кроме цвета волос, которые были длиной до подбородка и выбриты на затылке сзади. Я решила, что он сам по себе. Довольно красивый, очень грубый. Ничего общего с мальчиками, которых я знала. Должно быть, я выглядела, будто собиралась сказать что-то еще, потому что он поднял руку ко лбу, ожидая, что я заговорю.

Я застыла.

Я понятия не имела, как разговаривать с мужчинами. С тем же успехом они могли быть пришельцами. На школьных танцах – в единственном месте, где мы официально общались с противоположным полом, – Божественные стояли тесными компаниями вокруг спортзала, в то время как мальчики танцевали под the Prodigy и the Orb, яростно толкаясь друг с другом, а затем напирая на нас, как неуклюжие павлины. Пол в темном спортзале был мокрым от пота, стекавшего с их взлохмаченных волос. Разумеется, алкоголь был запрещен, но к тому времени мы уже давно были пьяны, успев выпить по бутылке Archers [41]в спальнях, и извивались в мятых бархатных туниках, которые едва касались наших ягодиц. Черные чокеры были похожи на пояса на наших бледных шеях. Мы нервно ждали под обувным деревом, когда группы учеников Харроу или Амплфорт, доставленные к нам в школьных фургонах (в фургонах с мясом, если хотите), вывалились из автобуса уже без задних ног, их галстуки-бабочки были развязаны, а рубашки расстегнуты. Когда начинали играть медленные песни, казалось, какая-то всемогущая сила разбивала нас на пары по совместимости и статусу. Всех, кроме Джерри Лейк, которая стояла рядом с учителями, скрестив руки на груди. Она не была заинтересована в том, чтобы напиться или быть облапанной. Не говоря ни слова, эти Генри, Руперты, Хьюго притягивали нас за поясницы и прижимались грудью к нашим соскам, их рубашки были мокрыми, а дыхание – тяжелым. Когда сотрудники не смотрели, пары уходили в темноту, уползали за живые изгороди, прижимались к стенам. Уши звенели от музыки, мы позволяли их языкам кружить у нас во рту. Раз в пятнадцать минут надзирательница ходила с тростью от куста к кусту, отбивая их так, будто выгоняла оттуда птиц прямиком под прицелы охотников. Но бесстрашные парни все равно залезали потными руками к нам в колготки, торопливо пытаясь понять, куда вставлять пальцы. И все это без единого слова. Когда музыка стихала, мы наконец выходили из укрытий, некоторые из нас были закутаны в смокинги. Джерри сидела на скамейке с учителями, чинно скрестив ноги. Мы снова целовались с нашими трофеями на глазах у сверстниц и отправляли их в путь.

Я уставилась на Стюарта, и моя голова склонилась набок в этом нелепом движении, невыносимо смущенная, с каждой секундой я становилась все более застенчивой. Я знала, что должна хоть что-то сказать.

– Мне жаль, что они так сказали о твоей матери.

Я знала от Лорен, что у Джоан рассеянный склероз. Затем, поскольку я уже начала разговор, но мне не хватало опыта, чтобы понять, когда стоит остановиться, я протянула руку с браслетом на шнурке.

– Я дружу с Лорен.

– Да, я знаю, – сказал он, приподняв брови. – Мою сестру часто обсуждают в последнее время, не так ли? Идет к успеху.

Люди в парке уже начинали расходиться, стряхивая одеяла, отряхивая пыль, хотя футболисты все еще играли в сумерках, бегали и показывали куда-то пальцем, некоторые из них были почти незаметны на фоне синеющей травы, и неоновый мяч так резко возникал между ними, словно левитировал. Ребенок шумно посасывал соску. Я предположила, что он был голоден и его раздражало, что я отвлекала внимание Стюарта. Мы оба игнорировали его.

– Разве тебе не пора вернуться в школу? – спросил он.

– Почти, – ответила я и вспомнила о сигарете, которую принесла с собой. Я вынула ее, она уже рассыпалась в кармане моей рубашки.

– Думаю, я сначала покурю.

Полагаю, мне просто нужно было доказать ему, что я бунтарка и не играю по правилам Божественных. Я зажгла сигарету прямо там, на улице, зажав между пальцами. Затем я протянула ее Стюарту. Он на мгновение смутился. Если бы его поймали за курением со мной, у него были бы большие проблемы. Но он протянул руку, чтобы взять сигарету, не сводя с меня глаз все это время; наши руки на мгновение соприкоснулись, когда он затянулся и передал ее обратно мне.

– Спасибо.

Не говоря ничего более, он повернулся и стал толкать коляску по улице.

– Если увидишь сестру первой, скажи ей, что я зайду в среду выпить чаю, – крикнул Стюарт через плечо; когда он переходил улицу, раздался грохот колес и его свист.

– Ладно, – крикнула я в ответ, но он, вероятно, не услышал.

Я остановилась, держа сигарету точно так же, как он передал ее мне, между средним и большим пальцами. Там, где к фильтру прижимались наши губы, было влажно от слюны. Я потрогала свое предплечье, разглядывая место, где он меня коснулся, чуть ниже локтя, но там не было никаких следов. Я медленно перевернула сигарету, все еще тлеющую, и затянулась.

19

Следующие несколько недель, которые стали для нас последними, мы провели в истерике, почти в состоянии паранойи. Теперь, когда фотографии стали достоянием общественности, предположения о личности извращенца выдвигались два-три раза в неделю. Под подозрение попадал каждый. В том числе и