— Да, кажется, есть, — промолвил он наконец.

— В таком случае подстригите лужайку перед входом. Чемраньше вы начнете — тем лучше. Я думаю… думаю, что в шесть часов утра будет всамый раз. Когда закончите — найдите меня, я дам вам другое задание.

— Но, мадам… Мне кажется, эта трава такая красивая!..

— Нестриженая трава не может быть красивой, —отрезала Паскаль. — Особенно перед фасадом. Кстати, сад тоже оставляетжелать лучшего. Клумбы вам придется привести в порядок и высадить на нихкакие-нибудь осенние цветы, но это позднее. Сейчас ваша главная задача — этипрерии перед крыльцом. Странно, что в них еще не бродят табуны диких мустангов!

Мариус нахмурился, и в голосе Паскаль зазвенел металл.

— Я вовсе не прошу вас подстричь траву, Мариус, —сказала она на случай, если садовник чего-то не понял. — Я приказываю вамсделать это. Кроме того, для вас есть работа в доме.

— У Мариуса больная спина, — вмешалась Агата,снова появляясь в коридоре. — Ему нельзя напрягаться — это может емуповредить.

Паскаль хмыкнула. У Мариуса действительно был не слишкомздоровый вид, но она подозревала, что виной всему — сильное похмелье. Когда онкланялся, его качнуло, к тому же в коридоре витал сильный запах вчерашнего — аможет, и сегодняшнего — перегара, но Паскаль решила, что это ее не касается.Если понадобится, мрачно подумала она, я сама стану варить ему кофе и вливатьчашка за чашкой, но он у меня будет работать, и работать хорошо.

Другого выхода у нее просто не было. Кто знает, что зауборщиков приведет завтра агент и приведет ли вообще. Мариус и Агата былиединственными, на кого она на данный момент могла реально рассчитывать.

— У вас есть два дня, — добавила она, с угрозойглядя на Мариуса и Агату. — Через два дня сюда приедут мои друзья. К этомумоменту дом должен блестеть, как новенький. Надеюсь, это ясно?

Мариус и Агата переглянулись и печально покачали головами.Они сразу признали в Паскаль француженку (ни один иностранец не мог бы таквиртуозно браниться с агентом по телефону), но теперь им стало ясно, что онапрожила в Америке слишком долго. Нормальный француз никогда бы не стал ставитьневыполнимых задач перед своими соотечественниками и требовать совершенстватам, где его быть не могло. Увы, им не оставалось ничего другого, кроме какподчиниться. Паскаль была исполнена решимости добиться своего во что бы то нистало — это было написано у нее на лице.

— Вы умеете готовить? — спросила Паскаль у Агаты.В рекламном проспекте говорилось, что она — превосходный повар.

— Не особенно, — ответила Агата, пожав плечами изасыпав табачным пеплом свою необъятную грудь. Она не обратила на это никакоговнимания, и Паскаль подумала, что есть приготовленную ею пищу все равно будетнельзя — иначе в один прекрасный день можно обнаружить в яичнице или в кофеокурок. Ладно, это она возьмет на себя. Кроме того, есть еще рестораны — онипомогут ее друзьям разнообразить свое меню, если ее стряпня им надоест.

— Принести ваши вещи, мадам? — Мариус любезноосклабился, снова обдав Паскаль густым запахом перегара. Казалось, стоитподнести спичку, и спиртовые пары вспыхнут, как факел. Паскаль чувствовалаогромное желание ответить, что предпочитает ночевать в отеле, но вовремясообразила, что в этом случае (даже если ей удастся достать номер) дозавтрашнего утра дело вряд ли сдвинется с мертвой точки. Нет, за этой парочкойнужно было присматривать — чтобы заставить их работать, необходим был кнут и,может быть, небольшой кусочек пряника.

— Да, — кивнула она, протягивая Мариусу ключи отмашины.

Через несколько секунд он вернулся с ее чемоданами.

— Хозяйская спальня, мадам?

Паскаль снова смерила взглядом его долговязую фигуру и едвасправилась с приступом истерического хохота — до того нелепым показался ей еговид.

— Пожалуй, — согласилась она. Главная спальнядействительно выглядела несколько уютнее других. Когда приедут Моррисоны,решила Паскаль, она уступит ее им, но сегодня она должна спать в относительномкомфорте.

Они вместе поднялись на второй этаж. Дождавшись, пока Мариусуйдет, Паскаль устало опустилась в единственное кресло. Дряхлые пружины спротяжным стоном подались, и она едва не стукнулась задом об пол. Кое-каквыкарабкавшись из ловушки, Паскаль перебралась на стул, предварительнопопробовав его на прочность. Стул затрещал, но выдержал, и она долго сидела,глядя в сгущающуюся тьму за окном. Вид из окна был великолепным, но дом, дом!..Это был сущий кошмар, и она не знала, смеяться ей или плакать. Ей даже захотелосьпозвонить Диане, но Паскаль сдержалась. Она просто не знала, что сказатьподруге. Паскаль очень не хотелось разочаровывать ни ее, ни Эрика, ни Роберта.О том, как отреагирует на последние новости Джон, ей было страшно дажеподумать. Как бы он не позвонил ей сам, с тревогой подумала Паскаль. Джон зналее слишком хорошо и был способен понять, что что-то не в порядке, просто по ееголосу. Но тут Паскаль уже ничего не могла поделать, и ей оставалось тольконадеяться, что накануне отъезда он будет слишком занят, чтобы звонить ей. Чтокасалось самой Паскаль, то перед ней стояла поистине героическая задача —привести дом хотя бы в относительный порядок перед приездом мужа и друзей.

Постепенно усталость взяла свое, и Паскаль перебралась накровать. Она легла поверх покрывала и подоткнула под голову подушку,предварительно обернув ее одной из принесенных Агатой простынь. Голова у неебуквально раскалывалась от боли, и Паскаль с горечью подумала, что месяц вСен-Тропе, о котором она столько мечтала, начинается не с радости, а согорчения. Однако признавать себя побежденной она не хотела, и Паскаль мысленнопоклялась, что сделает все от нее зависящее, чтобы не разочаровать друзей.

Паскаль завела будильник на половину шестого утра.Проснувшись, она надела джинсы и майку и спустилась в кухню в надежде найтинемного кофе. Кофе нашелся, но его было так мало, что едва хватило на однучашечку. Проглотив его залпом, Паскаль выбрала уголок стола почище и, усевшисьна него, закурила сигарету. Она как раз гадала, неужели ей придется будитьАгату и Мариуса, когда в кухню с лаем ворвался один из вчерашних пуделей.Следом появилась Агата. Сегодня она была в капроновом фартуке, надетом поверхярко-алого купальника-бикини, из которого во все стороны выпирали ееколышущиеся при каждом движении телеса.

— Вы собираетесь в этом работать? — потрясенноспросила Паскаль. Вид у Агаты был еще тот: блондинистые кудряшки торчали ещевоинственнее, чем вчера, а губы были выкрашены кроваво-красной помадой наполтона темнее купальника. Впрочем, Паскаль тут же подумала, что еще немного, иона вовсе потеряет способность удивляться чему-либо.

Тем временем к первому пуделю присоединились два других, иони принялись облаивать Паскаль уже втроем.

— Как вам кажется, может, стоит запереть их куда-нибудь,пока мы будем прибираться? — осведомилась Паскаль, на всякий случайподбирая ноги повыше. В этой предосторожности, впрочем, не было особой нужды:Агата принялась открывать банки с собачьими консервами, и это сразу отвлеклопуделей от ног гостьи. Зато манипуляции горничной сразу напомнили Паскаль, чтовчера вечером она забыла поужинать. Теперь она готова была отдать свою правуюруку за пару хрустящих круассанов, которые так хорошо умела готовить ее мама.Здесь, похоже, ничего подобного не предвиделось. Разыскивая кофе, Паскальзаглянула в буфет и несколько кухонных шкафчиков, но все они оказались пусты,идти же в магазин Паскаль не хотелось — сначала она должна была убедиться, чтоАгата и Мариус работают, а не филонят. Горничная встала довольно рано — этобыло уже кое-что. Оставалось надеяться, что и садовник — он же шофер — непроспит.