Я вежливо прячу его визитную карточку.

— Нет, благодарю, — отвечаю я, стараясь бытьнелюбезным. — Я сам смогу с этим управиться.

— Но существует много способов избегатьпреследования по суду, — быстро продолжает он. И я уверен, что он говорил этоуже тысячу раз. — Седьмая статья очень непроста. Я каждый год убеждаюсь, чтотам тьма подвохов. Двести долларов на бочку, и я перехватываю мяч и веду вашуигру. Я заручусь поддержкой всех присутствующих на суде.

Значит, теперь это стоит двести долларов.Наверное, он накинул за удовольствие войти с ним в персональный контакт. Оченьлегко было бы сейчас дать ему от ворот поворот, но внутреннее чувствоподсказывает: Молк не такой человек, чтобы позволить ему нагрубить.

— Нет, благодарю вас, — повторяю я и прохожумимо.

Спуск идет медленно и с большими неудобствами,лифт битком набит юристами, все плохо одеты, с потертыми портфелями истоптанными каблуками. Они судачат об исключениях из перечней предметов личногообихода и о том, что застраховано, а что нет. Противная, надоедливая болтовняадвокатов. И у всех серьезные лица, словно они говорят о потрясающе важныхвещах. Такое впечатление, что они просто не могут заткнуть фонтан.

Мы уже почти на первом этаже, когда я едва неподпрыгиваю от мысли, пришедшей в голову: понятия не имею, что я буду делатьровно через год, но только, может быть, и это очень-очень вероятно, я тоже будуспускаться на этом самом лифте и болтать на банальные темы с этими же людьми.Скорее всего так и окажется, я стану вроде них, буду так же развязно ходить поулицам и пытаться выжать деньгу из тех, кому нечем платить. Так же будуслоняться по залам судов в поисках какого-нибудь дела. От этой ужасной мысли уменя начинает кружиться голова. В лифте жарко, дышать нечем. Мне кажется, чтоменя сейчас вытошнит. Лифт останавливается, юристы вырываются в коридор ирассеиваются в разные стороны, все еще переговариваясь на ходу и решая деловыевопросы.

На свежем воздухе в голове проясняется, пока яиду по Средне-Американской аллее, пешеходной улице с маленьким специальноприспособленным троллейбусом, который должен подбирать и развозить алкоголиков.Аллею часто называют Главной улицей, и она дом родной для множества юристов.

Все суды в нескольких кварталах от нее. Япрохожу мимо высотных зданий и размышляю о том, что совершается в здешнихбесчисленных юридических фирмах, как служащие лезут из кожи вон, шныряют ивынюхивают, и работают по восемнадцать часов в сутки, потому что претендент наих место будет работать двадцать, представляю, как младшие партнеры совещаютсямежду собой, разрабатывая стратегию фирмы, и как старшие партнеры заседают всвоих богато обставленных и декорированных угловых офисах, в то время как целыекоманды молодых юристов ожидают их приказов.

И всего этого я так искренне желал, когда поступалв юридический колледж. Я хотел двигаться в таком же направлении, существовать втаком же силовом поле энергии, которой насыщена работа с такими же ловкими,умными и воодушевленными высокими целями людьми. Они всегда выкладываются,вечно находятся в стрессовом состоянии, им никогда не хватает времени. Онивсегда словно у последней черты. Прошлое лето я служил в небольшой фирме, всегодвенадцать юристов, но там было много секретарей, подсобных служащих не юристови других работников. И порой эта сумятица и хаос мне казались захватывающими. Ябыл самым мелким колесиком в механизме, но мечтал в один прекрасный день статькапитаном.

Я покупаю мороженое у уличного продавца исажусь на скамейку в Судейском парке. Голуби внимательно следят за мной.

Над головой высится Первый федеральный офис,самое высокое здание в Мемфисе и резиденция «Трень-Брень». Я бы пошел наубийство, чтобы работать там. Легко мне и моим дружкам поносить и песочить«Трень-Брень». Мы их поносим и песочим потому, что недостаточно для них хороши.Мы ненавидим их, потому что они и смотреть-то на нас не хотят и в переговорывступать не желают — им это одно только беспокойство.

Догадываюсь, что в каждом городе есть своя«Трень-Брень», в каждой области бизнеса. Я им не ровня, я неудачник, поэтомумне остается только всю жизнь ненавидеть их.

Но если речь зашла о фирмах, соображаю я, то,пока я в городе, надо бы постучаться еще в несколько дверей. У меня есть присебе список юристов, которые занимаются самостоятельной практикой или же сотрудничаютс одним-двумя специалистами по общим проблемам судопроизводства. Иединственное, что может обнадеживать, когда вступаешь на столь перенасыщенноелюдьми поле деятельности, так это то, что и дверей, в которые можно постучать,великое множество. Можно поэтому надеяться, твержу я себе, что в какой-топрекрасный момент я найду фирму, куда еще никто не обращался, и наткнусь накакого-нибудь заезженного работой адвоката, дико нуждающегося в неопытномновичке, чтобы взвалить на него самую черную работу. Возможно, этоженщина-адвокат. Мне безразлично.

Я прохожу несколько кварталов доСтерик-билдинг, самого старого из всех высотных зданий в Мемфисе, сейчасставшего пристанищем для сотен юристов. Я болтаю с некоторыми секретаршами ивручаю им анкеты. И удивлен количеством фирм, которые нанимают на службу тольковсем недовольных и даже грубых секретарш. Еще задолго до того, как я подбираюськ вопросу найма, со мной чаще всего начинают обращаться как с нищим. Двесекретарши выхватывают у меня анкеты и сразу суют в ящик стола. У менявозникает иногда соблазн выдать себя за потенциального клиента, например, заскорбящего мужа молодой женщины, только что насмерть сбитой тяжелым грузовиком,который, однако, весь в страховых полисах, а водитель его был в момент наездапьян. И очевидно, это грузовик фирмы «Эксон». Было бы здорово смотреть, как этираздражительные шлюшки вскочили бы с места, улыбаясь во весь рот, и бросилисьбы угощать меня кофе.

Я хожу из фирмы в фирму, улыбаясь, когда мнехочется рычать, и повторяю одно и то же всем этим одинаковым женщинам:

— Да, меня зовут Руди Бейлор, ястудент-третьекурсник мемфисского университета. И я хотел бы переговорить смистером Как-Его-Там-Зовут относительно работы.

— О чем, о чем? — часто переспрашивают они.

И, продолжая улыбаться, я подаю им анкету иопять прошу дать мне возможность переговорить с мистером Большая Шишка. Номистер Большая Шишка всегда занят сверх головы, так что они отфутболивают меняс обещанием, что кто-нибудь свяжется со мной позже.