Где по цветам бродили мы… [15]

Заслышав дребезжащий голосок, все сидящие за столом намгновение умолкали, а потом с новым оживлением принимались за разговор. Десмондрассказывал о своем путешествии. Он был поражен тем, сколько народу жило вРоссии.

– Там есть народы-язычники, не имеющие никакогоправительства, однако, когда им взбредет в голову, они подчиняются великойрусской императрице. Некоторые из них поклоняются какой-нибудь вещи, а другиеприносят в жертву какое-нибудь животное у подножия дерева, которое чтит их род.Это совершенно необыкновенная страна! – говорил Десмонд, и все так и ахаливокруг, причем Джаспер сообщил, что Индия и Китай (его здесь отчего-то называлиЧайна) тоже огромные страны и в них тоже живут идолопоклонники.

Марина сидела с приклеенной улыбкой. Конечно, она ничего невидела в жизни, кроме Бахметева, а все же ей казалось, что Десмонд порядочнопривирает. Велико было искушение осадить и «кузена», и его дядюшку и поведатьоб истинном русском православии, да вовремя вспомнила, что с полным ртом о богене говорят. К тому же… Уговор дороже денег, а они с Десмондом уговорилисьсоблюдать мир. Хотя бы внешний.

Оставив мысли о споре, Марина залюбовалась Джессикой –красивой, изящной, сдержанно-приветливой… Особенно хороши были у англичаночкиглаза – огромные, голубые, может быть, слишком светлые при этихтемно-каштановых волосах, окаймленные чудесными длинными ресницами, – но ктому же и весьма проницательные. Во всяком случае, когда она устремляла взглядна Марину, той казалось, будто Джессика своими тоненькими беленькими пальчикамиощупывает ее мысли. И, казалось, она видит, что платье Марины (не только сейчаснадетое на ней, но и прибывшие в багаже) не просто новое, но с иголочки, толькочто купленное. Под этим взором Марина чудилась себе вообще впервые одетой наевропейский манер… строго говоря, почти так оно и было, потому что нельзя жесчитать одеждой то тряпье, которое она только недавно сбросила!

Словом, Джессика мерила Марину взором, та сидела взадумчивости, Десмонд с преувеличенным оживлением болтал, Джаспер спреувеличенным вниманием слушал, Урсула чуть слышно напевала, Сименс стоял всторонке, острыми взглядами и короткими жестами командуя лакеями, которыеподавали все новые и новые блюда и уносили их почти нетронутыми, – такимбыл этот ужин, и, похоже, все вздохнули не без облегчения, когда он завершился.Однако, когда Джессика, Марина и Урсула встали, мужчины остались за столом ивзялись за портвейн. Оказывается, у англичан был такой обычай: дамы уходят, аджентльмены остаются за столом и выпивают.

Марина подумала, что они наверняка напьются: уж больнорадостно схватил Джаспер бутылку, воскликнув:

– Вино воодушевляет молодость, заставляет благоразумныхсовершать ошибки, подмешивает желание в кровь!

Да, будь она женой Десмонда, ей бы не понравился этотобычай. Выходит, каждый вечер муж был бы изрядно навеселе? Но она не жена ему…то есть жена, но все равно беспокоиться не о чем. Или есть о чем? Она отчего-товсерьез задумалась, имеет ли право беспокоиться о Десмонде, и даже не сразурасслышала вопрос Джессики о том, надолго ли мисс Марион прибыла в Англию.

Прошло несколько секунд, прежде чем Марина вспомнила, ктотакая мисс Марион. Относительно намерений этой выдуманной особы она ничего незнала, а про себя ответила честно:

– До 31 июля.

– Так точно? – холодно улыбнулась Джессика. – Нопочему не до 30-го? Или не до 1 августа?

Марина пожала плечами. Ей было очевидно – почему, но нескажешь ведь этой милой девушке: «В этот день лорд Маккол обещал покончить ссобой!» Поэтому она ответила весьма неопределенно:

– Мы так уговорились с Десмондом.

– Прекрасно, – проговорила Джессика, причем лицо ее выражало:«Кошмар, что так долго!» – Вы увидите нашу весну, и лето… здесь чудесно, когдараспускаются цветы! Bетер с моря утихает, и мы наслаждаемся теплом и солнцем.Англия – страна дождей и туманов, однако Маккол-кастл расположен в особенномместе. В округе идет дождь, а здесь светит солнце.

– Верно, бог вас любит, – вежливо вставила Марина.

– Конечно, он не может не любить столь красивое создание руксвоих, как этот уголок, – кивнула Джессика. – А что до любви кобитателям замка… – Она зябко поежилась. – Иной раз мне кажется, что надними и впрямь тяготеет проклятие, и неизвестно, развеется ли оно когда-нибудь.

Урсула, чудилось, дремавшая в кресле у камина, встрепенуласьи воздела сухой палец.

– Леди Элинор! – задребезжал ее голосок. – Вседело в леди Элинор! Она вернулась – и проклятие будет снято!

Джессика устало взглянула на нее.

– Конечно, тетушка Урсула, – проворковала она. –Леди Элинор нам непременно поможет! – При этом она значительно повелабровями, и Марина сразу почувствовала себя свободнее. Это был жест заговорщицы,может быть, союзницы.

– От меня что, и впрямь чего-то ждут? – спросила оначуть слышно.

Джессика приложила палец к губам, оглянулась.

Урсула откинула голову на спинку кресла. Глаза ее былизакрыты, она дышала глубоко, ровно… похоже, опять заснула.

– Не обращайте внимания, – шепнула Джессика. –Леди Элинор была источником многих бед для семьи, поэтому понятна надежда,будто ее возвращение все исправит. А вы ведь видели портрет. В вас и впрямьесть что-то общее: эти волосы, и глаза, и улыбка… Конечно, не укажи на этосходство Урсула, я бы ничего не заметила: все-таки портрет очень старый, да иледи Элинор была такая красавица…

«А на вас просто смотреть противно», – закончиламысленно Марина. Ощутив, как можно истолковать ее слова, Джессика так ивспыхнула:

– О, ради бога, не подумайте… Такая бестактность с моейстороны! Я только хотела сказать, что у леди Элинор совсем другой тип, в нейесть что-то величественное, в то время как вы…

«Простушка и деревенщина», – с новым приступом обидыпродолжила про себя Марина.

Чувствуя, что окончательно испортила дело, Джессика махнуларукой:

– Простите меня, Марион, и не обращайте внимания. Я изрядноодичала в этом замке, среди этих полубезумных стариков и своих печальныхвоспоминаний!

– Тогда… почему бы вам не уехать отсюда? – вмиг забывобиду и исполнясь сочувствия, шепнула Марина, но тут же едва не стукнула себяпо лбу, вспомнив о пожаре.