– Конечно… уехать, – рассеянно повторилаДжессика. – Но… Видите ли, мне и правда некуда идти: ни дома, ни родни уменя нет. Макколов же я знаю с детства: прежний лорд дружил с моим отцом, хотя,конечно, разница в положении… – Она деликатно поджала губы. – И все-такидля всех разумелось само собой, что рано или поздно мы с Алистером поженимся. Ясмотрела на Маккол-кастл как на свой дом, на Десмонда – как на брата, на егородных – как на своих родных. Поэтому мне так нелегко было бы расстаться с тем,что долгое время составляло содержание всей моей жизни, и потом… Своегосостояния у меня нет, а без приданого… Даже думать боюсь, что со мною станется,когда Десмонд вздумает жениться. Едва ли его жена захочет терпеть беднуюродственницу!

Очевидно, нечистая совесть Марины была причиной того, что ейпочудилось некое напряжение в глубине прозрачных глаз Джессики. «Да, –подумала она, – не всякая стерпит рядом с собой такую красавицу!»

– Едва ли вы засидитесь в девках или приживалках, –простодушно сказала она. – Вы слишком уж красивы. Думаю, немало найдетсямужчин, которые возьмут вас и бесприданницей!

Глаза Джессики налились слезами, и пламя свечей задрожало,заиграло, засверкало, отражаясь в этих дивных голубых озерах.

– Вы так добры, Марион, – сдавленно прошепталаДжессика. – Дай вам бог счастья.

Она опустила голову, утирая глаза, а Марина вдруг подумала,как все отлично устроилось бы, вернись Десмонд домой один. Он мог бы женитьсяна Джессике, не свяжи себя узами безумного брака! Впрочем, все еще можнопоправить… Правда, неизвестно, нравятся ли они друг другу. Конечно, сейчас оникак брат и сестра, но, быть может, со временем… Она вспомнила портрет Алистера,висевший в галерее, среди множества портретов других Макколов. Высокий, почтисовсем рыжий юноша, хорошо сложенный, с глазами цвета лазури, которые казалисьособенно яркими на белом и румяном добродушном лице. Да, в отличие отзамкнутого Десмонда, Алистер с первого взгляда покорял приветливостью идобротой. Портрет писался три года назад, когда Алистер унаследовал титул ипоместье и был преисполнен энергии и надежд на будущее. Рок, однако,распорядился иначе. Какое же это горе для всех, кто любил его!

Сознание, что счастье милой, красивой, печальной девушкизависит от нее, на миг опьянило Марину. Но еще вопрос, сможет ли Джессиказабыть Алистера и полюбить Десмонда. А Десмонд?.. Ну этот ни на какие высокиечувства не способен, у него во всем свой расчет. Обладая таким немалымсостоянием, он все же решился на преступление, чтобы прибрать к рукамбахметевские богатства. Нет, бесприданницу он не возьмет. Небось надеется, чтоза полгода Марина влюбится в него и захочет остаться его женой? Бесчисленныенаряды – первая попытка улестить ее. Но ничего у него не выйдет! И воображениенарисовало дивную картину: 31 июля Марина приговаривает Десмонда к смерти, и онуже подносит пистолет к виску (в точности как там, в каюте, тыкал этим пистолетомей в голову!), а она в последнюю минуту говорит:

– Так и быть, я сохраню вам жизнь, если вы женитесь наДжессике.

– Нет! – страстно воскликнул Десмонд. – Никакуюдругую женщину я не смогу назвать своей женой, кроме вас, Марион!

Грохот выстрела заглушил его последние слова… и Маринаподскочила в кресле, испуганно вытаращившись на Десмонда, который наклонилсянад ней.

– Да вы совсем спите, кузина Марион! – усмехнулсяон. – И впрямь, день был на редкость тяжел!

– Но… выстрел? – пробормотала Марина, еще не вполнепроснувшись. – Я слышала выстрел!

– Пока никто не застрелился, – процедил Десмонд. Улыбкав его глазах растаяла, и Марина готова была поклясться: он понял, что онадумала о 31 июля. – Это просто хлопнула дверь.

Она растерянно кивнула, озираясь и чувствуя себя ужаснонеловко. Кресло у камина было пустым.

– А где леди Урсула?

– Ее увел Джаспер, – сказала Джессика. – А япровожу вас. В первый раз в замке очень просто заблудиться.

Марина схватилась за ее руку, как утопающий хватается засоломинку, но на пороге все-таки не удержалась – обернулась.

Десмонд пошевелил дрова в камине, поднял голову и посмотрелей вслед. Лицо его так и горело от жара, но глаза были по-прежнему ледяными, агубы презрительно искривлены.

Ей-богу, ну никогда не поверит Марина, будто сны могут иметьхоть что-то общее с действительностью!

* * *

Как бы в отместку за такие мысли, сон теперь летел от нее, иМарина долго ворочалась в постели. Наконец, не выдержав, поднялась, зажгла отночника трехсвечник и принялась ходить по своей комнате, разглядывая то изящнуюмебель, то ковер на полу: нежно-голубой, с белыми медальонами, в которыхтанцевали силены [16], – то воздевая свечи к потолкуи восхищенно озирая его роспись. Потолок был выгнут куполом, и на нем Эвр летелс востока и гнал с неба звезду утреннюю; Австер, окруженный тучами и молниями,лил воду; Зефир бросал цветы на землю; Борей [17], размахивая драконовымикрыльями, сыпал снег и град… Впрочем, мерцание свечей ничего толком рассмотретьне позволило. Марина погасила свой светильник и уныло побрела в постель,чувствуя, что сна – ни в одном глазу и опять придется крутиться с боку на бок,как вдруг увидела, что сквозь щелку меж штор пробился дымный голубой луч.

Наверное, взошла луна. А ведь с вечера стоял влажный туман,в котором невозможно было различить ни звезд, ни луны, только слышен был рокотдалекой реки. Так и есть! Отдернув шторы, Марина ахнула от восторга, увидев,что лесистая долина, расстилающаяся под ее окном, сплошь залита бледно-голубымсветом.

Марина припала к окну. Она вообще любила луну, хотя вголубые ночи, подобные этой, ей не спалось и тревожно, смятенно билось сердце.Здесь же луна была особенно прекрасна: яркая по-зимнему и огромная, как летом,раскаленно-серебряная, затмевающая все, даже самые яркие звезды.

Нежные и таинственные очертания замка темнели в серебрянойводе озера, словно луна высветила подводное жилище русалок или тех обитательницлеса, которых здесь называли феями. Да, это тихое место было проникнутостранной поэзией, оживающей с наступлением ночи, и наверняка его часто посещалилегкие тени фей, эльфов… и призраков.