— Почему-то я уверен, — язвительно произнес я, — что тыузнаешь этого человека, как бы сильно он ни изменился.

— Вы совершенно правы, капитан.

Я усмехнулся. А ведь Шолтри нуждается во мне не меньше, чемя в нем.

— Не слишком приятная перспектива — иметь в экипаже бывшегомятежника.

— Понимаю ваши сомнения, капитан. Но я не имею ни малейшегожелания предавать вас. Просто нынешняя профессия с каждым днем становится дляменя все труднее.

Редрак смотрел на меня подкупающе честным взглядом. Такойвзгляд бывает лишь у очень талантливых обманщиков.

— Есть лишь одна возможность зачислить тебя в экипаж, —твердо сказал я. — Психическое кодирование.

Редрак вздрогнул. И быстро поднялся из кресла.

— Не проводите ли меня в карцер, капитан? — вежливопоинтересовался он. — Я с удовольствием поскучаю там до первой обитаемойпланеты.

— А может быть, проводить тебя до шлюза? — поинтересовалсяя. — Мы еще не стартовали, и через пару часов ты можешь вернуться к прежнимзанятиям.

Редрак кивнул. И со странной гордостью сказал:

— Хорошо, капитан. Я согласен погибнуть свободным человеком.Но жить рабом не соглашусь никогда.

Вот так шулер-пропойца… Лучше умереть стоя, чем жить наколенях. Впрочем, против этого лозунга я ничего не имею.

— Я предлагаю тебе частичное кодирование, а не полноеподавление воли. Улавливаешь разницу?

— И какие же правила ты собираешься мне навязать?

Я насмешливо разглядывал настороженное лицо Редрака. Ксчастью, мне не приходилось изобретать велосипед. Умный писатель, живущийнеподалеку от «Ньюорка», придумал их давным-давно. Все, что от меня требуется,это переделать три азимовских закона робототехники для человека…

— Первое. Ты не должен своим действием или бездействиемпричинить вред членам экипажа моего корабля. Справедливо?

Редрак неуверенно кивнул.

— Второе. Ты должен выполнять свои уставные обязанности втой мере, в которой они не нарушают первый закон. Согласен?

— Да…

— Третье. Ты вправе совершать любые поступки, которые ненарушают два первых закона. Вот и все условия.

Разумеется, я порядком исказил азимовские законы. Начиная стого, что свел понятие человека к гораздо более узкому кругу членов экипажа… Ночто поделаешь, Редрак не робот, а я не миротворец, решивший его перевоспитать.

В белых перчатках в космосе не путешествуют.

— Твои правила очень напоминают клятву верности на пиратскихкораблях, — хмуро сказал Редрак.

— Тебе виднее.

— А какое наказание последует за нарушением закона?

— Обычное. Остановка дыхания и сердечной деятельности.

Редрак молчал.

— Решай, — сказал я. — Решай, Шолтри. Я всего лишь хочуполучить гарантию твоих обещаний. Соглашайся — или отправляйся в карцер. Доближайшей планеты, где есть жизнь, тебя доставят.

В люк постучали. Тихо, но настойчиво.

Я раскрыл слипающиеся глаза и приподнял голову. Да, местодля отдыха я выбрал замечательное. В шлюзовой камере, на холодном, покрытомшершавой керамической броней борту вездехода. Если я не получу воспалениелегких, то буду обязан этим лишь надежной теплоизоляции полетного костюма. Подголовой у меня лежала сумка с ремонтным комплектом, а сантиметрах в десяти отвытянутой руки светился раскаленным жалом невыключенный паяльник.

Присев, я потер лицо холодными ладонями. Какого дьяволаавтоматика поддерживает в шлюзе температуру окружающей среды? Морально готовитк обстановке на планете или экономит энергию?

Последнее нам не требуется. Падая в джунгли, корабльповредил не реактор, а дюзы и половину всей автоматики.

Другая половина вышла из строя еще раньше, по времякороткого, занявшего не более двух секунд, поединка с пиратским кораблем. Егодеструкторы, настроенные на материал логических кристаллов компьютеров, вывелииз строя большую часть нашей электроники, прежде чем залп наших лазерныхизлучателей пробил защиту корсара. Вражеский корабль превратился в облакораскаленного газа, а мы пошли на вынужденную посадку…

В люк постучали снова. Я взглянул на часы и вздохнул. Пятьчасов сна явно недостаточно после двух суток непрерывной работы… Интересно, азачем барабанить в люк, не проще ли нажать кнопку?

Я повернул голову на звук. И лишь после этого в полной мереосознал нелепость происходящего.

Стучали не в дверь, ведущую во внутренние помещения корабля.Стучали в наружный люк.

Сон как ветром сдуло. Я коснулся короткого плоскостногомеча, висящего в магнитных ножнах на поясе, откинул фиксатор. Ничего,способного противостоять атомному оружию, снаружи быть не могло — сразу жепосле посадки корабль включил генератор нейтрализующего поля. Ни лазерныепушки, ни деструкторы, ни термоядерные бомбы в нейтрализующем поле несработают.

Впрочем, какие лазеры могут быть на планете, гдегосподствует феодальный строй?

Наверное, это мое самое слабое место. Я не могу не открытьдверь, в которую стучат — пусть даже за ней неизвестность. С детства не терпелотключенных телефонов и запертых замков.

Конечно, наружную броню корабля покрывали сотни детекторов,способных, помимо всего прочего, дать отличное объемное изображениепространства перед кораблем. Но ремонтом этих датчиков я как раз и занимался,когда меня сморил сон.

Коснувшись управляющих сенсоров, я набрал комбинацию цифр,разблокирующих люк. Электронный замок был слишком прост, чтобы выйти из строяпод ударом деструктора.

По экрану климатических детекторов — их тоже пощадил случай— скользнула строчка символов, автоматически переведенных подсознанием впривычные величины.

«Атмосфера пригодна для дыхания, токсические примесиотсутствуют. Температура — плюс семь градусов, влажность — сорок шестьпроцентов, скорость ветра — полтора метра в секунду.»

Не слишком-то уютное место…

Повторно коснувшись сенсора, я подтвердил команду наоткрытие люка. Тяжелая, полуметровая толщина плиты медленно поползла вверх.

Яркий белый свет включившихся ламп разогнал темноту передлюком. Водяная морось, оседающая на раскисшую землю, узкая и короткаяметаллическая лесенка, уходящая вниз, поваленные при посадке деревья,напоминающие обмотанный колючей проволокой саксаул.