— Так не может продолжаться вечно, — сказал он.

— Так будет продолжаться вечно, — отрезалаона. — Пока ты не подохнешь. А подохнешь ты не скоро…

— Я знаю. Но так не может продолжаться вечно.

О чем он хотел поговорить с ней тогда? Взвинченный водкой,уставший, опустошенный… О том, что невозможно ежесекундно искупать то, что впринципе искупить невозможно? Или о том, что лучший выход для них обоих —попытаться начать все сначала? Или о том, что ни слепая ярость, ни заиндевевшаяненависть не вернут Никиту-младшего? Или о том, что ему тридцать три, а ей —тридцать один, и просто ждать смерти слишком долго? Или о том, чтобы… чтобыродить еще одного Никиту — Никиту-младшего-младшего…

Да, именно это он и сказал ей тогда. Сказал, заранее знаяответ.

— Тебе не удастся спрятаться, — ничего другого ибыть не могло. — Новый Никита? Хочешь сострогать себе нового сына?

— Не обязательно сына, — ляпнул он первое, чтопришло ему в голову. — Можно девочку. Похожую на тебя. На ту, котораялюбила меня когда-то…

— Забудь, — она даже не ударила его ногой вуслужливо подставленный подбородок.

— Но ведь ты же любила меня когда-то, — упрямоповторил Никита. — Ведь ты же любила меня…

— Нет, — отчаянно солгала она.

— Да. Любила, не отпирайся. С ума по мне сходила…Трахала меня при первой же удобной возможности. И неудобной тоже. Вспомни…

— Нет.

— Ты любила меня… когда-то… — продолжал настаивать он.Ни на что, впрочем, не надеясь.

Надежды на ее тело тоже не было. Никакой. Тело Инги, такоечуткое, такое страстное, исполненное таких непристойных желаний, что даже духзахватывало, умерло. И осталось лежать на дне озера, в котором утонул их сын.Оболочка — не в счет, оболочка осталась от них обоих, набитая никому не нужнымитеперь потрохами оболочка.

— …Когда-то у нас был сын. Но ты не спас его. Не спас.Ты убил его… И тебе это сошло с рук — несчастный случай, как же! И теперь тыхочешь, чтобы… — Инга не договорила.

И договаривать не нужно — все и так понятно. Ребенок —слово-табу. Другой ребенок — предательство по отношению к Никите-младшему.Вскоре Никита и сам стал так думать, ведь сумасшествие заразительно. А такое,молчаливое, долгое, уравновешенное — и подавно. Такому сумасшествию надопосвящать жизнь, ни на что не отвлекаясь. Увольняться с работы, брать отпуск…Но Инга с работы не уволилась, так и осталась редактором в небольшомиздательстве, специализирующемся на выпуске пустоголовых брошюрок из серии«Карма и здоровье: народные целители рекомендуют…».

Уволился Никита. Он променял свое — достаточно хлебное —место программиста на сомнительное поприще частного извоза. Нет, он ни о чем нежалел, глупо жалеть о чем-то, безвылазно сидя в склепе своей заживопохороненной жизни. Он даже не возил с собой монтировки, хотя работал поночам, — и в этом был тайный умысел. Не слышать еженощного тихого Ингиногопоскуливания за стеной. И еще — робкая надежда на то, что его убьюткогда-нибудь — ведь сколько говорили об убийствах таксистов!

Но его не убили, хотя он и нарывался на это, как подростокнарывается на драку… О, как же Никита нарывался! Он подсаживал самыесомнительные, самые забубенные компашки, его постоянной клиентурой былинаркоманы и щетинистые азербайджанцы с разбойным физиономиями; он мотался вПушкин и Всеволожск за символическую плату, нарочно притормаживая усоблазнительных лесных массивов, — и ничего не происходило.

Полный ноль. Надо же, дерьмо какое!

Все наркоманы, азербайджанцы, отставные боксеры и братки приисполнении были заодно с Ингой, с ее скребущим душу заклинанием: «Смерть не длятебя».

Но именно в одну из этих окаянных ночей Никита и встретилКорабельникоffа.

Вернее, нашел.

То есть тогда еще Никита не знал, что это и есть почтивсемогущий Ока Kopaбeльникoff, владелец мощной пивной империи. И сопутствующихбезалкогольных производств. Пиво Никита не любил, предпочитая ему более крепкиенапитки, но этикетку «Корабельникоff» видел неоднократно. С некоторых пор«Корабельникоff» имел широкое хождение в народе, постепенно вытесняя болеераскрученные брэнды. «Белые воротнички» предпочитали «Корабельникоff Classic»(золото на голубом); «синие воротнички» — «Корабельникоff Porter» (золото накрасном), демократическая богема — «Корабельникоff Special» (золото наизысканно-фиолетовом). Продвинутым клубящимся тинам досталсязолочено-малахитовый «Корабельникоff Original», — не самое плохоепродолжение угарной ночи под грандж и марихуану.

Никита впервые увидел Корабельникоffа в состоянии, далекомот классического. Скорее, его можно было назвать original. Ровно через пятьмесяцев после гибели Никиты-младшего в стылом бесснежном январе, наВознесенском, у казино «Луна», рыщущий в поисках клиентов Никита заметилтревожное черное пятно у припаркованного «Лэндровера». Джипы Никита не любил стой же тоскливой яростью, что и расплодившиеся как кролики казино — и почтинаверняка проехал бы мимо, если бы… Если бы пятно не пошевелилось и едва слышноне застонало. Стон был недолгим, кротким, почти домашним — и никак не вязался сненавистным, сверкающим крутым апгрейдом джипом. Никита проехал по инерции ещеметров пятьдесят, потом остановился, попутно выматерив стершиеся тормозныеколодки, и сдал назад. Почувствовав чье-то настороженное и готовое к помощиприсутствие, пятно воодушевилось, застонало громче и прямо на глазахтрансформировалось в человеческую фигуру. Да и Никита больше не раздумывал. Онвыскочил из машины и приблизился к человеку у джипа.

— Вам плохо? — На дежурную фразу ушло ровно двесекунды. Ответ занял чуть больше времени.

— Поищите… Она, должно быть, где-то здесь — Тамтаблетки…

Пухлая барсетка валялась неподалеку. «Здорово нее тебяприхватило, если даже до спасительных таблеток не дотянуться», — подумалНикита.

— В маленьком отделении… — определил направлениепоисков несчастный придаток к «Лэндроверу». — Код… 1369…

В пахнущей дорогой кожей барсетке оказалась почтизапредельная пачка стодолларовых купюр — не иначе, как годовой обороткакого-нибудь конверсионного заводика. Или — фабрики елочных игрушек. Простому,ничем не обремененному физическому лицу такого количества денег и за всю жизньне поднять, ежу понятно!…

— Сколько? — коротко спросил Никита.

— Сколько… хотите… Хоть все забирайте…

Надо же, никаких сожалений по поводу кучи баксов! Приподобной куче должны неотлучно находится телохранители, сексапильная секретаршас опытом работы в Word и мужском паху, а также взвод стрелков вневедомственнойохраны.

— Сколько таблеток?

— А?… Две… Две…

Негнущимися, моментально прихваченными морозом пальцами,Никита выдавил на ладонь две ярко-рубиновые капсулы.