Яго все еще пытался вырваться из паутины силовых полей;сперва ему удалось высвободить правую переднюю ногу, потом он снова запутался,зато высвободил левую. Все это время он громко и дико ржал. Снопы искрвзвивались ему до плеч, и он стряхивал их с себя, словно капли дождя, а все еготело приобрело маслянистый оттенок и начало слабо светиться.

Рев стал еще оглушительней, а в центре той краснойштуковины, что повисла над нами, начали плясать маленькие молнии. И тут моевнимание привлек какой-то шуршащий звук; я глянул себе под ноги и увидел, чтогрифон подполз совсем близко и как бы отгородил нас своим телом от странногокрасного облака. Он весь скрючился, словно горгулья, отвернулся от нас ивнимательно следил за развитием событий. Яго как раз удалось высвободить обепередние ноги и даже встать на дыбы. Теперь конь казался каким-тонематериальным, волшебным существом из-за светящейся кожи, снопамирассыпавшихся искр и некоторой расплывчатости силуэта. Наверное, он яростноржал, однако мы не слышали ни его ржания, ни каких-либо других звуков: всезаглушал неумолчный рев, доносившийся сверху.

Из ревущего круглого «облака» вниз спустилось нечто вродеворонки — яркой, светящейся, тоже воющей и вращающейся с невероятной скоростью.Воронка вытянулась, коснулась своим тонким концом вставшей на дыбы лошади, накакое-то мгновение необычайно расширилась — и жеребец исчез. На несколькосекунд воронка замерла, похожая на отлично сбалансированный детский волчок.Потом вой стал стихать.

Через несколько секунд ствол воронки сам собой медленноподнялся, почти втянулся внутрь — теперь он был длиной не более человеческоготела — и завис над Путем. Все «облако» резко взмыло ввысь с той же быстротой, скакой опустилось.

Вой прекратился, крохотные молнии внутри красного круганачали затухать. «Облако» на глазах бледнело и вращалось гораздо медленнее.Вскоре оно стало не больше клочка темной тучки на горизонте, а потом исчезлосовсем.

От Яго не осталось и следа.

— Только ни о чем меня не спрашивай, — успел сказать я,так как Рэндом уже повернулся ко мне, — я тоже ничего не понимаю.

Он кивнул и переключил свое внимание на нашего лиловогознакомца, который как раз начал погромыхивать своей цепью.

— Ну а что с этим клоуном делать? — спросил Рэндом,проводя пальцем по лезвию клинка.

— Я уверен, что он определенно пытался нас защитить, —сказал я, делая шаг вперед. — Прикрой меня. Я хочу кое-что попробовать.

— Ты уверен, что способен двигаться достаточно быстро?— шепнул он. — С твоей дыркой в боку...

— Не беспокойся. — И я продолжал тихонько подходить кгрифону.

Рэндом был прав насчет моего левого бока; подживающая ужерана, нанесенная тем кинжалом, все еще побаливала и при каждом удобном случаекак бы старалась мне помешать. Но я крепко сжимал Грейсвандир в правой руке, ипочему-то как раз сейчас мне особенно хотелось доверять собственным инстинктам.Раньше я часто и весьма успешно пользовался своей интуицией. Порой подобнаяигра со смертью представляется мне как нельзя более уместной.

Рэндом сдвинулся чуть вперед и вправо. Я повернулся лицом кгрифону и протянул ему свою левую руку, как если бы, например, здоровался снезнакомой собакой. Впрочем, довольно медленно протянул. Наш геральдическийприятель уже давно встал, выпрямился и теперь как раз разворачивался мордой комне.

Он довольно долго и внимательно изучал Ганелона, стоявшегопоодаль, слева от меня. Потом уставился на мою протянутую руку. Потом снованизко-низко опустил голову и поскреб клювом землю, в точности как прежде, иочень тихо что-то прокаркал; потом поднял голову, медленно вытянул ее понаправлению ко мне, подтащил поближе свой огромный хвост, чтобы было удобнее, икоснулся клювом моих пальцев. Затем повторил все представление сначала. Тогда яосторожно положил руку ему на голову. Виляние хвостом усилилось, но головаоставалась неподвижной. Я нежно почесал ему шею, и грифон стал медленноподставлять ее под мои пальцы: ему явно было это очень приятно. Я убрал руку иотступил на шаг назад.

— По-моему, мы с ним друзья, — тихонько проговорил я. —Теперь ты, Рэндом.

— Ты что, смеешься?

— Нет. Я совершенно уверен: это безопасно. Попробуй.

— А что, если ты ошибаешься?

— Тогда я перед тобой извинюсь.

— Ничего себе!..

Рэндом подошел к грифону и протянул к нему руку. Тотпо-прежнему вел себя исключительно дружелюбно.

— Ну хорошо, — сказал Рэндом примерно минуту спустя,все еще почесывая грифону шею, — и что мы этим доказали?

— То, что это всего лишь сторожевой пес.

— И что же он стережет?

— Ну разумеется, Образ!

— В таком случае я утверждаю, — заявил Рэндом, отступаяназад, — что работа этого сторожа оставляет желать лучшего. — Он указал натемный сектор. — Что, собственно, объяснимо, если он так же дружелюбен ко всемтем, кто не ест ни овса, ни лошадей.

— А по-моему, в этом отношении он как раз весьмаразборчив. Возможно также, что его посадили здесь уже после того, как Образ былповрежден, на случай возобновления подобных злостных попыток.

— И кто же его здесь посадил?

— Это я и сам хотел бы узнать. Кто-то из нашихсторонников, видимо.

— Что ж, попробуй собрать дополнительные доказательствасвоей теории. Теперь вели Ганелону погладить эту собачку.

Ганелон не двинулся с места.

— А может, у членов вашего семейства какой-нибудь запахособый, — сказал он в конце концов, — и грифон по нему отличает уроженцевАмбера? Нет уж, спасибо, тут я пас.

— Ладно. Это не так уж и важно. Ну а что ты вообщеможешь сказать обо всем случившемся?

— Из двух группировок, борющихся за право сидеть натроне Амбера, — сказал Ганелон, — сильнее та, которую представляют Бранд, Фионаи Блейз: у них, как ты сам говорил, гораздо больше знаний и возможностейвоздействовать на те силы, что вьются вокруг королевства. Бранд ничего толкомне рассказал тебе — разве что ты сам умудрился видеть кое-какие случаи, ккоторым он мог иметь отношение, — однако, согласно моему предположению,нанесенный Образу ущерб наглядно демонстрирует те средства, благодаря которымсоюзники этой группировки завоевали доступ в Амбер. Благодаря действиям одногоили нескольких из этих союзников и возникла, например, черная дорога. Еслисторожевой пес, посаженный здесь, реагирует на запах членов вашей семьи или ещена какую-то подобную информацию, заложенную во всех вас, то это значит, что онпреспокойно мог сидеть здесь и не чувствовать ни малейшей потребностивмешиваться, пока творилось зло.