– Пожалуй.

– Без малейших оснований.

– Les femmes![29] – философски изрек Пуаро. – Ониизумительны! Они измышляют… и они оказываются правыми. Конечно, это не совсемтак. Женщины бессознательно замечают тысячи мелких деталей, бессознательносопоставляют их – и называют это интуицией. Я хорошо знаю психологию, я понимаюэто.

У него был такой важный, такой самодовольный вид, что я чутьне прыснул со смеху. Он отхлебнул шоколаду и тщательно вытер усы.

– Хотелось бы мне знать, что вы на самом деле обо всем этомдумаете! – не выдержал я.

– Вы этого хотите? – Он поставил чашку.

– Да.

– Вы видели то же, что и я. И выводы наши должны совпадать,не так ли?

– Кажется, вы смеетесь надо мной, – сдержанно сказал я. –Конечно, у меня нет вашего опыта в подобных делах.

Пуаро снисходительно улыбнулся.

– Вы похожи на ребенка, который хочет узнать, как работаетмашина. Вы хотите взглянуть на это дело не глазами домашнего доктора, а глазамисыщика, для которого все здесь чужие и одинаково подозрительны.

– Вы правы, – согласился я.

– Так я прочту вам маленькую лекцию. Первое: надо получить яснуюкартину того, что произошло в тот вечер, ни на минуту не забывая одного – вашсобеседник может лгать.

– Какая подозрительность! – усмехнулся я.

– Но необходимая, уверяю вас. Итак, первое: доктор Шеппардуходит без десяти девять. Откуда я это знаю?

– От меня.

– Но вы могли и не сказать правды, или ваши часы могли бытьневерны. Но Паркер тоже говорит, что вы ушли без десяти девять. Следовательно,это утверждение принимается, и мы идем дальше. В девять часов у ворот«Папоротников» вы натыкаетесь на какого-то человека, и тут мы подходим к тому,что назовем загадкой Таинственного незнакомца. Откуда я знаю, что это было так?

– Я вам сказал… – начал я опять.

– Ах, вы сегодня не очень сообразительны, мой друг, –нетерпеливо прервал меня Пуаро. – Вы знаете, что это было так, но откуда мне-тоэто знать? Но я могу сказать вам, что вы не галлюцинировали – служанка миссГаннет встретила вашего Таинственного незнакомца за несколько минут до вас, ион спросил у нее дорогу в «Папоротники». Поэтому мы можем признать егосуществование. О нем нам известно следующее: он действительно чужой здесь, и зачем бы он ни шел в «Папоротники», в этом не было ничего тайного, раз он дваждыспрашивал дорогу туда.

– Да, – сказал я, – понимаю.

– Я постарался узнать о нем побольше. Он заходил в «Трикабана» пропустить стаканчик, и, по словам официантки, у него сильныйамериканский акцент, да и сам он сказал, что только что из Штатов. А вы незаметили его американского акцента?

– Пожалуй, – сказал я после минутного молчания, стараясьприпомнить все подробности, – какой-то акцент был, но очень легкий.

– Précisement.[30] Далее то, что я подобрал вбеседке. – Он протянул мне стержень гусиного пера.

Я взглянул и вдруг вспомнил что-то известное мне из книг.Пуаро, наблюдавший за выражением моего лица, кивнул:

– Да. Героин. Наркоманы носят его в таких стержнях и вдыхаютчерез нос.

– Диаморфин гидрохлорид, – машинально пробормотал я.

– Такой метод приема этого наркотика очень распространен поту сторону океана. Еще одно доказательство того, что этот человек либо изКанады, либо из Штатов.

– А почему вас вообще заинтересовала беседка?

– Мой друг, инспектор считает, что тропинкой пользовалисьтолько те, кто хотел пройти к дому ближним путем, но я, как только увиделбеседку, понял: всякий назначивший в беседке свидание тоже пойдет по этойтропинке. По-видимому, можно считать установленным, что незнакомец не подходилни к парадной двери, ни к черному входу. Следовательно, кто-то мог выйти к немуиз дома. В таком случае что может быть удобнее этой беседки? Я обыскал ее внадежде найти что-нибудь, какой-нибудь ключ к разгадке, и нашел два: обрывокбатиста и гусиное перо.

– А что означает кусочек батиста?

– Вы не используете свои серые клеточки, – осуждающепроизнес Пуаро и добавил сухо: – Обрывок батиста говорит сам за себя.

– Но не мне, – ответил я и переменил тему: – Значит, этотчеловек прошел в беседку, чтобы с кем-то встретиться. С кем?

– В том-то и вопрос. Вы помните, что миссис Экройд и ее дочьприехали из Канады?

– Обвиняя их сегодня в сокрытии правды, вы именно это имелив виду?

– Может быть. Теперь другое. Что вы думаете о рассказестаршей горничной?

– Каком рассказе?

– О ее увольнении. Полчаса – не слишком большой срок, чтобыуволить прислугу? А эти важные бумаги правдоподобны? И вспомните: хотя онаутверждает, что с полдесятого до десяти была в своей комнате, у нее нет алиби.

– Вы меня окончательно сбили с толку, – сказал я.

– А для меня все проясняется. Но теперь – ваши теории.

– Я кое-что набросал, – сказал я смущенно и достал изкармана листок бумаги.

– Но это же великолепно! У вас есть метод. Я слушаю.

Я смущенно начал читать:

– Прежде всего, с точки зрения логики…

– Именно это всегда говорил мой бедный Гастингс, – перебилменя Пуаро, – но, увы, на деле это у него никак не получалось.

– Пункт первый. Слышали, как мистер Экройд с кем-то говорилв половине десятого. Пункт второй. В какой-то момент того вечера Ральф Пейтенпроник в кабинет через окно, на что указывают следы его ботинок. Пункт третий.Мистер Экройд нервничал в этот вечер и впустил бы только знакомого. Пунктчетвертый. В половине десятого у мистера Экройда просили денег. Мы знаем, чтоРальф Пейтен в этот момент в них нуждался. Эти четыре пункта показывают, что вдевять тридцать с мистером Экройдом был Ральф. Но мы знаем, что без четвертидесять Экройд был еще жив, следовательно, его убил не Ральф. Ральф оставил окнооткрытым. Затем этим путем вошел убийца.

– А кто же убийца? – осведомился Пуаро.

– Этот американец. Он мог быть сообщником Паркера, а Паркер,возможно, шантажировал миссис Феррар и мог из подслушанного разговоразаключить, что его карты раскрыты, сообщить об этом своему сообщнику и передатьему кинжал для убийства.