– Совершенно верно.

– Ну, так вы должны все знать. Эта Урсула Борн – ее ведьуволили. И в отместку она готова всем напакостить. Все они скроены на один лад.Раз вы были там, вы знаете точно, что она сказала. Я боюсь, чтобы это не былоневерно истолковано. В конце концов, мы же не обязаны пересказывать полициивсякую мелочь? Бывают семейные обстоятельства… не связанные с убийством. Ноесли эта девушка разозлилась, она могла такого наговорить!

У меня хватило проницательности понять, что за этимиизлияниями скрывалась подлинная тревога. Пуаро был отчасти прав: из шестисидевших тогда за столом по крайней мере миссис Экройд действительно стараласьчто-то скрыть. От меня зависело узнать – что именно. Я сказал резко:

– На вашем месте, миссис Экройд, я бы рассказал все.

Она вскрикнула:

– О, доктор, как вы можете! Будто… будто я…

– В таком случае что вас останавливает?

– Ведь я все могу объяснить совершенно просто. – МиссисЭкройд достала кружевной платочек и прослезилась. – Я надеялась, доктор, что выобъясните мсье Пуаро – иностранцам порой так трудно понять нас! Никто не знает,что мне приходилось сносить. Мученичество – вот чем была моя жизнь. Я не люблюговорить дурно о мертвых, но что было, то было. Самый ничтожный счет Роджерпроверял так, как будто он бедняк, а не богатейший человек в графстве, каксообщил вчера мистер Хэммонд. – Миссис Экройд приложила платочек к глазам.

– Итак, – сказал я ободряюще, – вы говорили о счетах?

– Ах эти ужасные счета! Некоторые из них мне не хотелосьпоказывать Роджеру – есть вещи, которых мужчины не понимают. Он сказал бы, чтоэто ненужные траты, а счета все накапливались…

Она умоляюще посмотрела на меня, как бы ища сочувствия.

– Обычное свойство счетов, – согласился я.

– Уверяю вас, доктор, – уже другим, сварливым тоном сказалаона, – я измучилась, лишилась сна! И ужасное сердцебиение. А потом пришлописьмо от одного шотландского джентльмена… вернее, два письма от двухшотландских джентльменов: мистера Брюса Макферсона и Колина Макдональда. Такоесовпадение!

– Не сказал бы, – заметил я сухо.

– Шотландцы, но, подозреваю, с предками-семитами. От десятифунтов до десяти тысяч и без залога – под простую расписку! Я ответила одномуиз них, но возникли затруднения…

Она замолчала. Было ясно, что мы приблизились к наиболеескользкому обстоятельству, но я еще не встречал человека, которому столь труднобыло бы высказаться напрямик.

– Видите ли, – пробормотала миссис Экройд, – ведь это вопросожидаемого наследства, не так ли? И хотя я была уверена, что Роджер обеспечитменя, я не знала этого твердо. Я подумала: если я загляну в копию егозавещания, не из вульгарного любопытства, конечно, а чтобы иметь возможностьпривести в порядок свои дела… – Она искоса посмотрела на меня. Обстоятельстводействительно было скользкое, но, к счастью, всегда можно найти слова, которыезадрапируют неприкрытую неприглядность факта. – Я могу доверить это только вам,дорогой доктор, – торопливо продолжала миссис Экройд. – Я знаю, вы неистолкуете ложно мои слова и объясните все мсье Пуаро. В пятницу днем… – Онаопять умолкла и судорожно глотнула.

– Ну и… – снова подбодрил я ее. – Значит, в пятницу?…

– Никого не было дома… так я думала… Мне надо было зайти вкабинет Роджера… То есть я хочу сказать, что зашла туда не тайком – у меня былодело. А когда я увидела все эти бумаги на столе, меня вдруг словно осенило, и яподумала: а вдруг Роджер хранит свое завещание в одном из этих ящиков? Я такимпульсивна! Это у меня с детства. Все делаю под влиянием минуты. А он –большая небрежность с его стороны – оставил ключи в замке верхнего ящика.

– Понимаю, понимаю, – помог я ей, – и вы обыскали его. Чтоже вы нашли?

Миссис Экройд снова издала какой-то визгливый звук, и ясообразил, что был недостаточно дипломатичен.

– Как ужасно это звучит! Все было совсем не так!

– Конечно, конечно, – поспешно сказал я. – Просто я неудачновыразился, извините.

– Мужчины так нелогичны! На месте дорогого Роджера я бы нестала скрывать условий своего завещания. Но мужчины так скрытны! Приходится изсамозащиты прибегать к небольшим хитростям.

– А результат небольших хитростей? – спросил я.

– Я же вам рассказываю. Только я добралась до нижнего ящика,как вошла Борн. Крайне неловко! Конечно, я задвинула ящик и указала ей наневытертую пыль. Но мне не понравился ее взгляд. Держалась она достаточнопочтительно, но взгляд! Чуть ли не презрение, если вы понимаете, что я имею ввиду. Эта девушка мне никогда не нравилась, хотя работала неплохо, неотказывалась, как другие, носить передник и чепчик, почтительно говорила«мадам», без излишней конфузливости могла сказать: «Их нет дома», когдаоткрывала дверь вместо Паркера. И у нее не булькало внутри, как у некоторыхгорничных, когда они прислуживают за столом… Да, о чем это я?

– Вы говорили, что, несмотря на ряд ценных качеств УрсулыБорн, она вам не нравилась.

– Вот именно. Она какая-то странная, непохожая на других.Слишком уж образованна, по-моему. В наши дни никак не угадаешь, кто леди, а ктонет.

– Что же случилось дальше? – спросил я.

– Ничего. То есть вошел Роджер. А я думала – он ушел напрогулку. Он спросил: «В чем дело?», а я сказала: «Ничего, я зашла взять„Панч“. Взяла журнал и вышла. А Борн осталась. Я слышала – она спросилаРоджера, может ли он поговорить с ней. Я пошла к себе и легла. Я оченьрасстроилась. – Она помолчала. – Вы объясните мсье Пуаро. Вы сами видите – всеэто пустяки Но когда он так настойчиво стал требовать, чтобы от него ничего нескрывали, я вспомнила про этот случай. Борн могла наплести об этом бог знаетчто. Но вы ему объясните, верно?

– Это все? – спросил я. – Вы мне все сказали?

– Да-а, – протянула миссис Экройд и твердо добавила: – Да!

Но я уловил легкое колебание и понял, что она скрывает е??ечто-то. Мой следующий вопрос был порожден гениальным вдохновением, и только:

– Миссис Экройд, это вы открыли крышку витрины?

Ответом мне был такой багровый румянец, что его не смоглискрыть ни румяна, ни пудра.

– Откуда вы узнали? – пролепетала она.

– Так, значит, это сделали вы?

– Да… я… Видите ли, там есть предметы из старого серебра,очень интересные. Я перед этим читала одну книгу и наткнулась на снимоккрохотной вещицы, за которую на аукционе дали огромную сумму. Этот снимок былпохож на одну штучку из нашей витрины. Я хотела захватить ее с собой, когдапоеду в Лондон, чтобы… чтобы оценить. Ведь окажись она и вправду такой большойценностью, какой бы это был сюрприз для Роджера!