– Это, безусловно, теория, – признал Пуаро, – решительно, увас есть кое-какие клеточки. Однако еще многое остается необъясненным…Телефонный звонок, отодвинутое кресло…

– Вы действительно считаете положение этого кресла стольсущественным? – прервал я.

– Необязательно, оно могло быть отодвинуто случайно, аРеймонд или Блент могли бессознательно поставить его на место, они быливзволнованы. Ну а исчезнувшие сорок фунтов?

– Отданы Экройдом Ральфу. Он мог отказать, а потомпередумать, – предположил я.

– Все-таки один пункт остается необъясненным. Почему Бленттак уверен, что в девять тридцать с Экройдом был Реймонд?

– Он это объяснил, – сказал я.

– Вы так считаете? Хорошо, оставим это. Лучше скажите мне,почему Ральф Пейтен исчез?

– На это ответить труднее, – сказал я, раздумывая. – Будуговорить как врач. Вероятно, у Ральфа сдали нервы. Если он вдруг узнал, что егодядя был убит через несколько минут после того, как они расстались – возможно,после бурного объяснения, – он мог перепугаться и удрать. Такие случаиизвестны: порой ни в чем не повинные люди ведут себя как преступники.

– Это правда, но нельзя упускать из виду…

– Я знаю, что вы хотите сказать: мотива. После смерти дядиРальф становится наследником солидного состояния.

– Это один мотив, – согласился Пуаро.

– Один?

– Mais oui.[31] Разве вы не понимаете, что перед нами триразличных мотива? Ведь кто-то забрал голубой конверт с письмом. Это один мотив.Шантаж! Ральф Пейтен мог быть тем человеком, который шантажировал миссисФеррар. Вспомните: по словам Хэммонда, Ральф последнее время не обращался кдяде за помощью. Создается впечатление, что он получал деньги откуда-то еще…Притом он явно что-то натворил и боялся, что это дойдет до ушей его дяди. И,наконец, тот, который вы только что упомянули.

– Боже мой! – Я был потрясен. – Все против него!

– Разве? – сказал Пуаро. – В этом мы с вами расходимся. Тримотива – не слишком ли много? Я склонен думать, что, несмотря ни на что, РальфПейтен невиновен.

После вышеприведенного разговора дело, по моим впечатлениям,перешло в новую фазу. Его можно разделить на две части, четко отличающиеся однаот другой. Первая часть – от смерти Экройда вечером в пятницу до вечераследующего понедельника. Это последовательный рассказ о всех событиях, как онираскрывались перед Пуаро. Все это время я был рядом с Пуаро. Я видел то, чтовидел он. Я старался, как мог, угадать его мысли. Теперь я знаю: мне это неудалось. Хотя Пуаро показывал мне все свои находки – как, например, обручальноекольцо, он скрывал те существеннейшие выводы, которые он из них делал. Как яузнал позднее, эта скрытность крайне характерна для него. Он не скупился напредположения и намеки, но дальше этого не шел.

Итак, до вечера понедельника мой рассказ мог бы бытьрассказом самого Пуаро. Я был Ватсоном этого Шерлока. Но с понедельника нашипути разошлись. Пуаро работал один. Хотя я и слышал о его действиях (вКингз-Эбботе все становится известным), но он уже не делился со мной своими намерениями.Да и у меня были другие занятия. Вспоминая этот период, я вижу перед собойчто-то пестрое, чередующееся. Все приложили руку к раскрытию тайны. Этопоходило на головоломку, в которую каждый вкладывал свой кусочек – кто-точто-то узнал, кто-то что-то открыл… Но на этом их роль и кончалась. ТолькоПуаро смог поставить эти разрозненные кусочки на свои места. Некоторые из этихоткрытий казались в тот момент бессмысленными и не относящимися к делу. Вопросо черных сапогах, например… Но это потом… Чтобы вести рассказ в хронологическомпорядке, я должен начать с того, что утром в понедельник меня потребовала ксебе миссис Экройд.

Так как час был очень ранний, а меня просили прийтинемедленно, я тотчас кинулся в «Папоротники», ожидая найти ее при смерти.

Она приняла меня в постели – для сохранения декорума.Протянула мне костлявую руку и указала на стул у кровати.

– Ну-с, миссис Экройд, что с вами? – спросил я бодро,поскольку именно этого пациент ждет от врача.

– Я разбита, – ответила миссис Экройд слабым голосом. –Абсолютно разбита. Это шок из-за смерти бедного Роджера, ведь реакция, какговорят, наступает не сразу.

Жаль, что врач в силу своей профессии не всегда можетговорить то, что думает. Меня так и подмывало ответить: «Вздор!» Вместо этого япредложил бром. Миссис Экройд согласилась принимать бром. Первый ход в игре былсделан. Разумеется, я не поверил, что за мной послали из-за шока, вызванногосмертью Экройда. Но миссис Экройд абсолютно не способна подойти к делу прямо,не походив вокруг да около. Меня очень интересовало, зачем я ей понадобился.

– А потом – эта сцена… вчера, – продолжала больная изамолчала, ожидая моей реплики.

– Какая сцена?

– Доктор! Неужели вы забыли? Этот ужасный французишка… илион бельгиец? Ну, словом, сыщик. Он был так груб со всеми нами! Это меня совсемпотрясло. Сразу после смерти Роджера!

– Весьма сожалею, миссис Экройд.

– Не понимаю, какое он имел право так кричать на нас. Какбудто я не знаю, что мой долг – ничего не скрывать! Я сделала для полиции все,что было в моих силах!

– О, конечно. – Я начал понимать, в чем дело.

– Кто может сказать, что я забыла о своем гражданском долге?Инспектор Рэглан был вполне удовлетворен. С какой стати этотвыскочка-иностранец поднимает такой шум? Не понимаю, для чего Флорепонадобилось вмешивать его в наши дела. И ни слова мне не сказав! Пошла исделала. Флора слишком самостоятельна. Я знаю жизнь, я ее мать. Она обязана былапредварительно посоветоваться со мной. (Я выслушал все это в молчании.) Что унего на уме? Вот что я хочу знать. Он действительно воображает, будто я что-тоскрываю? Он… он буквально обвинил меня вчера.

Я пожал плечами.

– Какое это имеет значение? – сказал я. – Раз вы ничего нескрываете, его слова не имеют отношения к вам.

Миссис Экройд, по своему обыкновению, зашла с другойстороны.

– Слуги ужасны, – начала она. – Сплетничают между собой. Апотом эти сплетни расходятся дальше, хотя они и необоснованны.

– Слуги сплетничают? – переспросил я. – О чем?

Миссис Экройд бросила на меня такой пронзительный взгляд,что я смутился.

– Я думала, что вам-то уж это известно, доктор. Вы же всевремя были с мсье Пуаро!